«Он победил», — подумала Лорна, сидя в своей монастырской комнате с зажатым в руке письмом. На лице ее блуждала задумчивая улыбка, сквозь навернувшиеся слезы Лорна глядела на далекие зеленые холмы, представляя в воображении синюю гладь воды и белые паруса. Как же ей хотелось оказаться там, увидеть, как его яхта победила всех, полюбоваться этой изящной яхтой, навсегда прославившей Йенса в мире парусного спорта!
Она вернулась к письму.
«Предполагалось, что твой отец как командор яхт-клуба будет вручать награды победителям, но после регаты у него вроде бы разыгрался гастрит, и он поручил эту миссию мэру».
Значит, самолюбию ее отца был нанесен удар, но это волновало ее гораздо меньше, чем победа Йенса.
Ей надо было бы самой видеть это. Ведь это она помогла Йенсу начать осуществление своего замысла и столько времени провела с ним, пока он создавал «Лорну Д». Все эти дни она наблюдала за его работой, слушала, какие он строит планы, вдохновляла его, любила. Ей обязательно надо было присутствовать на регате!
А вместо этого она, которая носит под сердцем его ребенка, спряталась за этими каменными стенами.
А за окном, на холмах и в лесах, царило лето. На полях, тянувшихся на восток, колыхалась голубоватая рожь, совсем как Карибское море под дыханием жаркого летнего ветра. Устремив взгляд вдаль, Лорна положила руки на выпирающий живот и начала тихо… очень тихо гладить его, словно находившийся там младенец мог чувствовать ее прикосновения. Живот у нее вырос огромный, сильно тянул книзу, разводя ноги в стороны. Как приятно было осознавать, что это ее ребенок… их с Йенсом ребенок скоро придет в этот мир. В последний месяц ребенок стал для Лорны вполне ощутимой реальностью, потому что тыкался локтями и пятками в стенки живота, что вызывало любовную улыбку на губах Лорны. Иногда по ночам он ворочался и будил ее, словно заставляя задуматься, правильно ли она поступила по отношению к Йенсу. Тогда Лорна лежала, обхватив руками живот и чувствуя, как он шевелится внутри, и пыталась представить себе, как отдаст своего ребенка, после того как возьмет его в руки и поцелует.
И она понимала, что не сможет поступить так ни с ребенком, ни с его отцом.
Тетя Агнес назвала его «твой Йенс». Он не был ее Йенсом, хотя ей так хотелось этого, хотелось с того самого первого дня, нам полюбила его. Она сравнивала свою любовь к Йенсу с огромным камнем, застрявшим в груди и постоянно мешавшим дышать двигаться и жить.
А после того как он ушел разъяренный, пообещав возненавидеть ее, этот камень стал еще тяжелее. Предать его ребенка? И его самого? Да разве она сможет? Йенс прав. Бросить их ребенка, плод их любви, — это просто отвратительный поступок, которому не может быть прощения. Но только угроза потери любимого мужчины заставила Лорну понять, что она никогда не решится на подобный бессердечный шаг. Она никому не отдаст ребенка и выйдет замуж за Йенса Харкена. И если для этого потребуется навсегда порвать с семьей, то она пойдет и на это. Как же она сглупила, не послушавшись Йенса, когда он предложил ей уйти с ним!
Через три дня у Лорны начались схватки. Проснувшись от шевеления ребенка, она лежала и смотрела в ночное небо, пытаясь определить, который час. Но смогла понять только то, что луна уже заходит. Когда первая боль ослабла, Лорна встала, подошла к окну и облокотилась о подоконник, ожидая, будет ли следующий приступ, казалось, она стояла целый час. И когда приступ все же пришел, у нее не осталось никаких сомнений. Наклонившись вперед и уперевшись руками в подоконник, Лорна представила в воображении лицо Йенса в надежде, что это поможет ей.
Подождав немного, она пошла к комнате сестры Марл, тихонько постучала в дверь и замерла в ожидании. Дверь открыла незнакомая красивая молодая женщина с волнистыми темными волосами, обрамлявшими щеки и лоб.
— Сестра Марл?
Молодая монахиня улыбнулась, видя недоумение Лорны. «
— Да, Лорна?
Лорна продолжала удивленно разглядывать ее.
— Ты ведь никогда не видела меня без рясы, да?
— Какие у вас волосы!
Монахиня снова улыбнулась той безмятежной улыбкой, какой улыбалась статуя Девы Марии в часовне.
— Началось, да, Лорна?
— Да, похоже, что так.
Сестра Марл спокойно вернулась в комнату, поставила лампу и надела рясу.
— Давно ты проснулась?
— Час назад, а может, и меньше.
— Значит, уже скоро?
— Нет, я думаю, все только начинается.
— Тогда у нас много времени. Я разбужу мать-настоятельницу и сообщу ей. В половине шестого отец Гуттманн придет к мессе. И мы попросим его связаться с доктором. И твоя мать просила отправить ей телеграмму.
— Сестра, могу я спросить вас кое о чем?
— Да?
— Моя мать говорила с кем-нибудь, чтобы оставить здесь ребенка?
— Да, она говорила с матерью-настоятельницей.
— Но я не собираюсь оставлять ребенка. Я решила забрать его с собой.
Сестра Марл взяла лампу, подошла к Лорне и ласково погладила ее по щеке, словно благословляя.
— Пути Господни неисповедимы, и иногда они совсем не легкие, как и твой путь. Но я не могу поверить в то, что ребенку будет лучше без матери. Уверена, что Господь благословит твое решение.