Осень собак

– Петро, ты садись на кровать, а стул отдай канадцу. А ты, Инна, сядь между Димой и Петей. А Любомир сядет рядом со Стефаном.

Никто не возражал. Инна молчаливо перешла на указанное место, словно подчеркивая – куда скажешь, туда и пойду. Вновь прибывшие гости сидели по другую сторону стола, прямо напротив него.

– Петро, ты уже налил всем? – возвратился Николай к предыдущему действию.

– Доливаю, никого не обойду, – улыбнулся Федько.

Гости, видимо, поняли, что хозяин в комнате именно Николай, и старались обращаться именно к нему. Первым, шипящим голосом, его спросил Сербын:

– А вы, пан Николай откуда? – Обращение «пан» покоробило Николая. Вышедший из рабочей среды, он не мог спокойно воспринимать такое обращение, но ничем не выдал своего неудовольствия и вежливо ответил:

– Я из Донбасса. Город Луганск.

– А? – и некоторое чувство разочарования отразилось на лице канадского профессора.

– А это? – продолжал Николай географическое представление гостей, – Поронин из Киева, местный. Петро из Полтавы. Гав… – он запнулся, забыв на фамилию кавказца. – Га…

Но он не успел выговорить фамилию кавказского украинца и откуда тот родом, как Гардаев вскочил на ноги и, вытянув вперед худую шею с лысой головой, выпалил:

– Гардаев! Из Черновиц!

– Да. Вот какая у него фамилия. А это Ира и Валя – киевлянки. Рядом со мной Наталья Николаевна, она… – он замялся называть город, откуда она или нет, как снова выпалил Гардаев:

– Тоже из Черновиц! Мы с ней работаем на одной кафедре.

Николай недовольно посмотрел на Гардаева и по его блестящим глазам понял, что тот пьян.

«И это со стакана самогона!» – брезгливо подумал он.

Географию проживания остальных профессор воспринял доброжелательно, только, видимо, был недоволен географическим проживанием Николая. Донбасс – особо опасный регион для независимости Украины.

– Вот видите? – подвел итог Николай. – Отовсюду мы.

– Да, – резюмировал Сербын. – Это показывает, как велика Украина, различна и неделима, – он взял инициативу просветительства гостей в свои руки.

Последней его фразы Николай не понял. Что ею хотел сказать канадский украинец? А Петр спрашивал гостей:

– Вам что налить – водки или самогона?

– А откуда самогон? – спросил Любомир Прокопишин.

– Из Тернопольской области. Мне перед отъездом подарили. Очень хороший, – пояснил Стефан.

– В наших селах гонят гарный самогон, в других областях так не умеют. Мне самогона, – решительно заявил Любомир.

Федько налил Прокопишину в стакан самогона и повернул голову к украинскому канадцу. Тот в ответ вежливо стал рассказывать:

– Когда-то мои предки переселились из Галиции в Канаду, и старики вспоминают, что очень любили пить самогон, приготовленный ими самими. Виски, джин, коньяк не пили принципиально, хотели чувствовать даже через алкоголь тепло своей родины. Но мы, четвертое или пятое поколение, потеряли чувство прелести в самогоне, хотя с родиной связи не порвали и не рвем. А коньяка у вас нет? – неожиданно закончил он.

– Уже выпили, – ответил Федько. – Осталась водка.

– Тогда мне немного водки. Я не могу пить такими порциями, как пьют у вас.

Петр налил ему с четверть стакана водки, несмотря на протестующие взмахи руками профессора.

Николай решил не отступать от сложившейся за вечер традиции предоставлять право тоста гостям.

– Пан Сербын, – внутренне протестуя против такого обращения, сказал он, – у нас положено перед тем, как выпить, произнести тост. Слова здравицы в честь кого-нибудь или чего-нибудь, – пояснил он на всякий случай иностранцу, – но, как выяснилось, зря.

– Знаю ваши традиции, – заулыбался Сербын. – У нас такого правила нет. Но приеду домой, обязательно восстановлю эту традицию, – сначала в своей семье, а потом в украинской общине. Но надо учитывать, что мы так много не пьем, как вы. Мой тост прост. Давайте выпьем за неньку-Украину, чтобы она у каждого из вас была в сердце, как, например, у каждого украинца нашей диаспоры в Канаде.

Он произнес тост не в честь компании за столом, куда его пригласили, а глобальный, за который надо было выпить. Это сразу же отразил Гардаев, жадно прислушивающийся к словам канадского украинца.

– За этот тост нужно выпить всем до дна, а то мы еще за Украину не пили, – распорядился он, как тамада.

Он первым поднес стакан ко рту и, в отличие от первого раза, осушил неполный стакан одним махом.

Николай взял свой стакан с недопитым коньяком, покрутил в руках, взглянул на Наташу. Но та смотрела не на него, а в стол. Он помнил слово, данное ей, и поставил стакан обратно на стол, не выпив.

Гардаев, тем временем, ложкой выхватывал из консервной банки куски рыбы и жадно глотал, словно у него кто-то мог ее отобрать. Любомир Прокопишин сначала занюхал самогон салом, крякнул что-то типа «добре» и одним глотком проглотил все. Профессор, морщившийся, но допивший водку до конца, аккуратно стал откусывать маленькие кусочки колбасы, тщательно их пережевывая.

В душе Николая была пьяная тоска и, склонившись к уху Наташи, с которой так и общался весь вечер, прошептал:

– Наташа, – впервые он назвал ее по имени. – Вам грустно? Почему вы не пьете?