Осень в Пекине

В прохладном, неподвижном воздухе веяло грозой. Зеленые травы, как всегда, упрямо топорщились, и неутомимое солнце играло белыми бликами на их остриях. Измученные гепатроли наполовину закрылись; Жозеф Баррицоне опустил шторы в своем ресторанчике, над крышей которого струился дрожащий воздух. У входа ждало желто-черное такси с поднятым флажком. Грузовики уехали за балластом. Инженеры работали в своих комнатах, а технические исполнители подпиливали косо срезанные рельсы; воздух звенел от мелодичного скрежета новых напильников. Из окна Анжель видел Олив и Дидиша, которые, взявшись за руки и прихватив коричневую корзинку, отправились собирать люмиток. На чертеже у окна сохла тушь. В соседней комнате Анна производил вычисления; еще дальше Амадис диктовал Рошель письма, а внизу, в баре, эта сволочь Арлан выпивал в одиночестве перед очередным разносом, который он собирался устроить Марену и Карло. На чердаке, над головой Анжеля, громыхали гулкие шаги профессора Жуйживьома, устроившего там образцовую клинику. Больных, правда, пока не было, поэтому на операционном столе профессор собирал авиамодели. Время от времени было слышно, как он прыгает от радости; а то вдруг принимался бранить практиканта, и раскаты его голоса с размаху ударялись в потолок, после чего начинали скрипеть плаксивые интонации студента.

Анжель снова склонился над планшетом. Если данные Дюдю верны, то сомнений быть не может. Он покачал головой и отложил рейсфедер. Затем потянулся и устало побрел к двери.

— Войти можно? — спросил голос Анжеля. Анна поднял голову и сказал «да».

— Привет, старик.

— Здорово, — сказал Анжель. — Продвигается?

— Угу. Почти закончил.

— Там чепуха какая-то выходит.

— Что еще?

— Придется экспроприировать Баррицоне.

— Ты что, серьезно? — спросил Анна. — Уверен?

— Абсолютно. Дважды проверял.

Анна погрузился в изучение расчетов и чертежей.

— Ты прав, — сказал он. — Дорога ляжет как раз поперек гостиницы.

— Что будем делать? Надо отводить ее в сторону.

— Амадис не согласится.

— Может, пойти спросить?

— Давай спросим, — сказал Анна.

Расправив могучее тело, он оттолкнул от себя стул.

— Не было печали, — сказал он.

— Это точно, — согласился Анжель.

Анна вышел. Анжель, закрыв дверь, последовал за ним. Остановились они около следующей двери, за которой гудел человеческий голос и сухими залпами взрывалась пишущая машинка. Анна постучал два раза.

— Войдите! — закричал Амадис.

Машинка остановилась. Анна и Анжель вошли в кабинет. Анжель прикрыл за собой дверь.

— Что там у вас? — спросил Дюдю. — Не люблю, когда мешают.

— Ничего не получается, — сказал Анна. — По вашим исходным данным дорога должна перерезать гостиницу пополам.

— Какую еще гостиницу?

— Вот эту. Гостиницу Баррицоне.

— Ну и что? — сказал Дюдю. — Подумаешь! Мы ее экспроприируем.

— А пустить дорогу стороной нельзя?

— Вы не в своем уме, друг мой, — сказал Амадис. — Во-первых, с какой стати Баррицоне поставил свою гостиницу посреди пустыни, не спрося даже, может, она мешает кому-нибудь?

— Но она никому не мешала, — заметил Анжель.

— Вы прекрасно видите, что теперь мешает, — сказал Дюдю. — Вам обоим платят за то, чтобы вы делали расчеты и чертежи. Работа готова?

— Не до конца, — сказал Анна.

— Так вот: идите и доканчивайте. А по этому вопросу я свяжусь с Правлением. Впрочем, не сомневаюсь: намеченная трасса должна остаться на прежнем месте. — Он повернулся к Рошель: — Продолжим, мадмуазель.

Анжель посмотрел на девушку. В рассеянном свете опущенных штор лицо ее выглядело нежным и правильным, только глаза выдавали усталость. Она улыбнулась Анне. Молодые люди вышли из кабинета.

— Ну что? — спросил Анжель.

— Ничего не поделаешь, придется продолжать, — сказал Анна, пожимая плечами. — Что, в принципе, это меняет?

— Да ничего, — пробормотал Анжель.

Ему хотелось войти в кабинет, убить Дюдю и поцеловать Рошель. Пол в коридоре был сложен из неструганных досок и немного пах щёлоком; на стыках сквозь щели пробивался желтый песок. В конце коридора слабый ветерок теребил на окне тяжелую ветку гепатроля. И Анжеля охватило то же ощущение, что недавно вечером у Клода Леона: будто он просыпается.

— Осточертело мне все, — сказал он, — пошли прошвырнемся.

— Как это прошвырнемся? — не понял Анна.

— Да оставь ты свои расчеты. Пошли лучше погуляем.

— Но надо сперва доделать...

— Потом доделаешь.

— Я устал как собака, — сказал Анна.

— Сам виноват.

Анна мгновенно расплылся в улыбке:

— Я не один виноват. У меня есть соучастница.

— Тогда нечего было брать ее с собой, — сказал Анжель.

— Да, если бы не она, я бы не так хотел спать.

— Никто не заставляет тебя спать с ней каждый вечер.

— Но ей это нравится, — сказал Анна. Анжель поколебался, потом произнес:

— Ей бы это понравилось с кем угодно.

— Сомневаюсь, — ответил Анна. Он подумал и продолжал без тени самодовольства:

— Я, правда, предпочел бы, чтобы она занималась этим понемногу со всеми и чтобы мне было плевать. Но она хочет только со мной; кроме того, мне пока еще не плевать.

— Почему ты не женишься на ней?