Ну что же. У нее есть два выхода. Можно остаться здесь и настоять, чтобы девушки сейчас же и в должном порядке расселись по каретам. Или можно пойти своей дорогой, чтобы повидаться со Спенсером. В этот момент Джордж обернулся и улыбнулся ей. Это решило дело. Пусть за девушками присмотрят классные дамы, а Шарлотте надо заниматься проблемой своего новоявленного мужа.
Вдруг Мэтью начал вращаться на месте. Рукава его широко раздулись. Затем он внезапно застыл на месте, а из рукавов вырвались два языка оранжевого пламени. Из уст присутствовавших раздался дружный вскрик. Часть зрительниц не сводила глаз с Мэтью, но некоторые смотрели на Джорджа, и в их глазах светилось совсем неуместное восхищение.
Слава Богу, что семестр кончается.
– Оставляю их всех на вас, – обратилась Шарлотта все к той же учительнице. – Надеюсь, они уедут в целости и сохранности, а не в языках пламени.
– Конечно, конечно, ваше сиятельство, – ответила женщина, но так и не отвела взгляда от Мэтью.
Шарлотта вздохнула и по лестнице спустилась к своей карете.
Куда она отправилась?
Диксон стоял неподалеку от группы зрительниц, толпившихся вокруг Мэтью, и наблюдал, как карета выехала из ворот замка и двинулась на север, в сторону Инвернесса. Куда же она поехала в такой спешке?
Конечно, не стоило так безжалостно дразнить ее сегодня утром. Диксону почему-то все время хотелось рассердить ее, хотелось, чтобы на лице Шарлотты проявилось хоть какое-нибудь чувство. Эта женщина была слишком сдержанной, слишком холодной. Наконец это ему удалось, и гневная вспышка в ее глазах известила Диксона, что пусть Шарлотта и безупречная директриса, но все же она – женщина.
Очень интересная женщина.
Диксону вспомнились слова Мэтью. Какая женщина способна спутать своего мужа с другим мужчиной? Ответ – женщина, которая не слишком хорошо знает Джорджа. Которая была за ним замужем всего неделю.
А ему приходится отвечать за дела кузена. Неужели Джордж действительно скрылся с ее приданым? Диксон с неудовольствием должен был признать, что Джордж как раз из тех, кто способен на подобный поступок.
В последнее время ему часто приходил на ум их последний разговор.
– Неужели ты думаешь, что я смогу жить, если мне придется содержать Балфурин, не говоря уж об этих развалинах – здешних слугах? В завещании отца сказано, что они имеют право жить здесь до самой смерти. Но даже мой старик не мог предположить, что они протянут до таких преклонных лет.
– Джордж, это не мое дело, как ты выкрутишься, – отвечал Диксон, – но ты должен честно все выполнить. Не позорь имени нашего рода игрой в карты. На худой конец найди богатую наследницу и женись на ней.
– Кузен, неужели ты правда хочешь видеть меня несчастным? Зачем? Чтобы надо мной всласть посмеяться? У меня есть титул, но ведь ничего больше.
– Значит, с Божьей помощью постарайся вести себя достойно, как и подобает графу Марну. И брось игру в карты.
Этот разговор состоялся десять лет назад, Как прошли эти десять лет? И что все это время делал Джордж? Проматывал остатки наследства? Жил на деньги друзей и женщин? Диксон не знал ответов, не знал и того, чем занимался Джордж с тех пор, как женился на Шарлотте.
Умом Диксон понимал, что не должен отвечать за Джорджа, но сознавал, что бывают такие житейские обстоятельства, когда один человек обязан чувствовать себя в долгу перед другим. Мэтью был тому живым примером. Диксон не мог справиться с мыслью, что, покинь он сейчас Балфурин, ему вовек не избавиться от чувства вины. Разумеется, Мэтью будет недоволен, однако Диксон должен выяснить, что случилось с Джорджем.
Во дворе выстроилась в ряд дюжина больших экипажей. На верхних ступенях лестницы стояла группа женщин, одетых в черные платья, и прощалась с воспитанницами. Диксону сразу припомнилась стая черных дроздов. Значительный день – конец семестра. Он вспомнил, как сам уезжал в школу и с нетерпением ждал возвращения в Балфурин.
– Ваше сиятельство, меня послала старая Нэн.
Голос молоденькой служанки вернул Диксона к действительности. Он ее раньше не видел и кивнул в знак приветствия. Она вежливо присела, подцепив пальцами края фартука на манер бального платья.
– Она просит вас зайти к ней.
– О Господи, так она еще жива? – воскликнул Диксон.
Служанка улыбнулась, но тут же спрятала улыбку, словно опасаясь наказания за свою вольность.
– О да, ваше сиятельство. Ей девяноста два года. Очень преклонный возраст. Но моей бабушке было почти столько же. Она умерла в прошлом году. Во сне.
– И она желает меня видеть?
– О да, ваше сиятельство. Она заметила вас из окна. И теперь хочет, чтобы вы пришли и навестили ее.
Меньше всего на свете Диксону хотелось видеть старую Нэн. В детстве эта женщина терроризировала его своими наставлениями о том, как следует себя вести. Они с Джорджем потихоньку посмеивались над ней. Диксон особенно часто был мишенью для ее гнева.
– Тебя назвали в честь Диксона Роберта Маккиннона, – говорила она ему. – Ты должен быть достоин своего тезки.