Осенние каникулы

Саша: Конечно же, зря. Жизнь никакого смысла не имеет, мы просто случайность, приматы, которым дано чуть-чуть сознания, и ничего больше. Но раз мы здесь, то значит, надо жить и не надо умирать как можно дольше, надо выжить последнюю каплю из плода своего случайного существования.

Здесь я вам должен кое-что рассказать. Первая моя татуировка уютно расположилась на левом предплечье, это фраза из стихотворения Рыжего «И никогда не умереть». После слов Саши она как будто заново на меня выбивалась, я снова почувствовал её уколами на своей руке.

Серёжа: Неужели ты опять за свой гедонизм? Много же раз обсуждали, это крайне примитивная затея, жить ради удовольствия. Вот скажи мне, какое удовольствие может быть, если каждый день мы просыпаемся и видим вот это. Особенно сейчас, осенью. Серо, сыро, неприятно. Здесь никакого места нет для счастья, радости, удовольствия — нужное подчеркни.

Влад: Я первое подчеркну. Потому что, если твоё счастье может закончиться, случись за окном дождь, то это некрутое счастье. Крутое же счастье инертно, независимо и постоянно. Оно внутри, и совершенно не может поддаться факторам снаружи.

Серёжа: Ну-ка, Влад, расскажи, твоё крутое счастье, оно какое?

Влад: Да хотя бы в этом разговоре и в этом самом дне. Событие превращается в воспоминание, а воспоминания наполняют меня изнутри самой жизнью.

Саша: А ещё водка, водка нас изнутри наполняет! Ну, что, братцы, будем!

Мы скушали ещё немного водки.

— Ну, вот девушки, заметьте, заметьте, я уже давно не говорю «тёлки»! Вот девушки. Почему их кстати с нами сейчас нет? — Влад оглянулся по сторонам.

— Я слышал, что осенью девушки предпочитают гаражи другого формата, кажется, — предположил я.

— Да, и из водки в октябре они только «Бырство» пьют, «Тихой Ночью» им не угодить. Кстати, о ней! Давайте, ребята, за женщин и вообще за всё живое на это планете, будем.

Очередная рюмка было опустошена.

Я заметил, что Саша постепенно сдаётся под натиском непростой жизни. Его клонило в сон, и в разговоре он участвовал дальше исключительно в роли наблюдателя, только иногда делая такие, безусловно, веские восклицания, как «кхм», «да-да» или «нееет!», причём, в абсолютно хаотичном порядке. После он уже по-настоящему крепко заснул и было понятно, что он человек, для которого сон в гараже — не испытание. Хотя спал он очень редко.

Я тоже постепенно сдавался. Но очень важно было договорить с Владом.

— У каждого человека есть искра таланта, с которой он рождается. Цель общества — найти эту искру, раздуть её и превратить в настоящий огонь таланта…

— Честно, Серёжа? А какой талант у Жиробаса, например? Или у его отца? Смешные сообщения писать?

— Я не знаю, Влад, но наверняка есть что-то, что у них получается если не лучше, чем у других, то хотя бы лучше всего, что они умеют. Обстоятельства, общество, и может быть, даже ты с Сашей помешали обнаружиться таланту, как его… Митьки.

— Мы с Сашей?! Да мы же просто веселимся с ним, да и сам подумай, его кроме нас никто никуда не зовёт, мы ему даже лучше делаем, он так хотя бы жизнь увидит.

— Ну какую жизнь, Влад! Какую жизнь! Конечно, напиться и исполнять — это очень весело, но почему, если уж ты ему и вправду помогаешь, почему ты его чему-то полезному не научил? Вот сегодня, я совсем забыл рассказать, сегодня я в метро играл, и ты представляешь, Митька со своим отцом мимо прошли! Хотя, может, и не мимо, может, специально меня искали.

— Ты серьёзно? А раньше почему не сказал?

— А я уже рассказывал это Ване и в днев… — я чуть не проговорился о дневнике, нужно было срочно исправлять ситуацию, и ничего лучше, чем это, я не придумал: — и в дне вообще запутался, забыл уже, что происходило.

— И что они? Что сказали? — спросил Влад, видимо, ничего не заметив.

— А мало чего, честно говоря. Но посыл был ясен: больше Митьку с собой никуда не брать. Ты вот только скажи мне, почему они ко мне пришли, а не к вам? И почему Митька на меня пальцем показывал, и так ещё очень зло улыбался мне, когда уходил. Почему мне?

— Странно. Я думал, он вообще к тебе никак не относится, странно. Ну, и чёрт с ним! Выпьем, что ли.

Мы выпили в последний раз. Я перешёл в совершенно другое состояние, и Влад, кажется, тоже.

Влад взял телефон, включил так называемые минуса. И начал заниматься так называемым фристайлом. Это было неожиданно, но, я вам вот, что скажу, настоящий юный поэт должен уметь делать четыре вещи внезапно:

1. Пить

2. Петь

3. Плакать

4. Драться.

И пока Влад, не совсем пел, но всё же занимался внезапной вещью № 2, мне очень захотелось заняться вещью № 3, но я не стал этого делать.

Что читал Влад? Я уже и не помню, могу точно сказать, что там была рифма осень-вовсе. Какие-то фразы о деревьях, смерти и дружбе под совершенно грустную музыку. Единственно, пожалуй, что я заполнил дословно — это фраза «Красота в сером дыме любимого города». Ну, это и не удивительно, потому что Влад повторил это раз пять, каждый раз рифмуя на новую строчку, что-то вроде «Желтизна и крутой водопад», «Никому, ничего, никогда» и так далее.