Ошибки прошлого, или Тайна пропавшего ребенка

Дикторы CNN, Court TV и «Шоу Ларри Кинга» весь день обсуждали конкретные обстоятельства этого дела, пытаясь предсказать результат. Вивиана Расселл сама появилась в «Шоу Ларри Кинга». Эва не слышала почти ни слова из того, что она говорила, так как была слишком поглощена тем, что выискивала в ее точеном личике черты, схожие с чертами Кори.

Вивиана была в бешенстве.

– Он отнял у меня мать, – говорила она, при этом слезы градом стекали с ее нижних ресниц. – Он отнял бабушку у моих детей. Жену у моего отца. Это было расчетливо и жестоко, и что тяжелее всего, это то, что мы не знаем, как… как она умерла. – У нее дрожал подбородок. – Как он убил ее, – продолжала Вивиана. – Страдала ли она. Мне невыносимо представлять себе это, и тем не менее я не в состоянии прекратить думать о случившемся.

Люди, участвующие в шоу, были разгневаны и несдержанны. Один мужчина, жена которого тоже была похищена и убита, сказал:

– Его нужно казнить на электрическом стуле, и я хочу быть там и аплодировать, когда он сдохнет.

Казалось, большинство гостей поддерживают его мнение. Они жаждали крови.

В ночь перед вынесением Тиму приговора Эва никак не могла собраться с мыслями. Она лежала с открытыми глазами, слушая, как тихо и равномерно похрапывает Джек, и размышляя о том, стоит ли ей остаться завтра дома, чтобы посмотреть оглашение приговора, или пойти на работу. Просто забыть, что была знакома с ним. Забыть о том, что не имеет никакого отношения к выдвинутым против него обвинениям. Забыть о том, что он невиновен в убийстве и что она – единственный живой человек, который знает об этом. Эва все ждала, что кто-то выступит и сможет снять с него обвинение. Она ждала, что адвокат Тима сообщит нечто такое, что посеет обоснованные сомнения в умах присяжных. Ничего не произошло, и теперь Эва не могла заснуть.

Стоял очень теплый октябрь. Встав с кровати, она надела халат и, прихрамывая, в тапочках вышла на улицу. Эва прошла по каменным плитам к садовой скамейке на заднем дворике и села на нее. В лунном свете деревья, кусты и виноградные лозы выглядели таинственными призраками, что вполне соответствовало ее мрачному настроению.

Откинувшись на спинку деревянной скамейки, она смотрела в ночное небо сквозь кружево зеленой листвы. «Я не хочу этого терять, – думала Эва. – Я хочу сидеть здесь, в своем крохотном дворике, и чувствовать, как меня обдувает ветер, видеть звездное небо над головой».

А как же Кори? Что будет с ней, если она узнает правду? Слезы подступили к глазам, и она вдруг зарыдала. Физическое страдание, ежедневные тревоги меркли перед мыслью о том, что она сделает больно Кори. Ее дочери причинят боль. И Эва лишится того немногого, что оставалось от их близости.

Потом она подумала обо всем, чего лишилась Женевьева. О том, чего лишилась вся семья Расселл. И о том, чего скоро лишится пусть даже во многом виновный Тим, обвиненный в преступлении, за которое он не обязан расплачиваться.

В чем состояли ее преступления? Она стала перебирать их в уме. Помощь и соучастие в похищении Женевьевы Расселл; похищение младенца Женевьевы и пересечение с ним границы штата; смена имени исключительно для того, чтобы избежать законного наказания. Наверняка было еще множество не таких серьезных законов, которые она тоже нарушила. Однако в душе самым мерзким из того, что она совершила, она считала то, что совершает в эту самую минуту, позволяя человеку заплатить за преступление, которое, как ей было известно, он не совершал.

– Эва?

Повернувшись, она увидела Джека, стоявшего на маленькой веранде. На нем была белая майка, в которой он спал, и джинсы.

Пройдя по дорожке, он протянул ей руку.

– Пойдем домой, Эва, – сказал он так, как разговаривают с тем, кто собирается спрыгнуть с крыши.

– Со мной все в порядке. – В качестве доказательства она улыбнулась, пытаясь согнать со лба морщины, свидетельствовавшие о ее тревоге. – Я не могу уснуть, а ночь такая чудесная, что я решила выйти и посидеть здесь немного.

– Пожалуйста, пойдем в дом, милая, – повторил Джек. – Я хочу поговорить с тобой.

Джек говорил тоном, не допускающим возражений. Она встала и позволила ему увести себя в дом, где он, отодвинув стул от кухонного стола, усадил ее.

Эва села.

– Прости, если я разбудила тебя, когда вставала, – сказала она.

– Ты не разбудила меня. Я сам проснулся и увидел, что тебя нет, тогда я пошел тебя искать. – Он тоже сел. – Я беспокоюсь о тебе, Эва, – сказал он. – Я хотел бы, чтобы ты обратилась к психотерапевту.

– Я не нуждаюсь…

– Выслушай меня, – сказал он. – Мы с Дрю оба так думаем.

Эва поежилась при мысли о том, что Джек и Дрю обсуждали ее психическое здоровье.

– Мы оба думаем, что это внезапное обострение… этот рецидив ревматоидного артрита… он не прошел для тебя даром, – сказал Джек.

О нет. Она поняла, что сама виновата в том, что дала ему возможность проявить столь неуместное сочувствие, и опять заплакала.