Осиная фабрика

Я хотел сказать «прости», но слово обернулось рвотным позывом. Все та же антиобщественная часть моего мозга внезапно вспомнила об остывшей яичнице с беконом, и желудок изверг фонтан. Я перегнулся пополам, сотрясаемый спазмами; кишки перекручивались морскими узлами, причем абсолютно самопроизвольно, — так, наверно, чувствует себя женщина с ребенком во чреве. В горле тут же засаднило, настолько реактивным был выплеск. Джейми поймал меня, иначе я бы упал. Так я и стоял, перегнувшись, будто наполовину открытый складной нож, и оглашал заправку надсадным блёвом. Одной рукой Джейми придерживал меня сзади за ремень, чтобы я не рухнул мордой во все это художество, а другую положил мне на лоб и что-то успокаивающе бормотал. Меня продолжало выворачивать, в животе возникла резь; из глаз и носа текло, вся голова была словно перезрелый помидор, вот-вот лопнет. Между позывами я пытался перевести дыхание, утирал рот, кашлял — и тут же снова извергался. Я слушал эти кошмарные звуки, так похожие на те, что производил по телефону Эрик, и надеялся, что никто не пройдет и не увидит меня в таком беспомощном, недостойном виде. Я затих, почувствовал себя лучше; начал вновь и почувствовал себя стократ хуже. Сдвинулся при помощи Джейми в сторону и встал на четвереньки на сравнительно чистом участке бетона, где бензиновые пятна выглядели не такими свежими. Харкнул, откашлялся, перевел дыхание и упал на руки Джейми, подтянув колени к подбородку, чтобы унять боль в мышцах живота.

— Получше? — спросил Джейми.

Я кивнул, чуть подался вперед и уронил голову на колени. Джейми похлопал меня по спине:

— Потерпи минутку, Фрэнки.

Через несколько секунд он вернулся с ворохом шершавых бумажных полотенец и половиной обтер мой рот, а другой половиной — лицо. Даже не поленился выбросить потом в урну.

Хотя опьянение не прошло, живот болел, а в горле словно ежи подрались, чувствовал я себя не в пример лучше.

— Спасибо, — выдавил я и попробовал встать. Джейми помог мне подняться.

— Ну ты, Фрэнк, даешь.

— Угу, — отозвался я, вытер глаза рукавом и оглядел двор — удостовериться, что мы по-прежнему одни. Разок-другой я хлопнул Джейми по плечу, и мы направились к улице.

Вокруг — ни души; я с трудом переставлял ноги и старался дышать глубже, а Джейми придерживал меня за локоть. Девица, естественно, испарилась, но я об этом ничуть не жалел.

— Чего это ты так ломанулся?

— Да вот надо было… — И я мотнул головой.

— Чего? — хохотнул Джейми. — А просто сказать не мог, что ли?

— Не мог.

— Только из-за девицы?

— Нет, — ответил я и закашлялся. — Вообще говорить не мог. Перепил.

— Чего? — рассмеялся Джейми.

— Угу, — кивнул я.

Он снова хохотнул и покачал головой. Мы пошли дальше.

Мама Джейми еще не спала и налила нам чая. Она женщина крупная и всегда ходит в зеленом халате, когда я вижу ее вечером после «Колдхейм-армз», то есть чуть ли не каждую субботу. С ней не так уж и неприятно, хоть она и делает вид, что относится ко мне куда радушней, чем на самом деле (уж я-то знаю).

— Ах ты, бедняжечка, совсем с лица спал. Садись-ка вот сюда, сейчас поставлю чай. Ох-ох-ох, ну как же так…

Меня усадили в кресло в углу гостиной муниципального дома, а Джейми тем временем вешал наши куртки. Я слышал, как он подпрыгивает в прихожей.

— Спасибо, — прохрипел я пересохшим горлом.

— Ну вот, другое дело. Может, обогреватель включить? Тебя не знобит?

Я помотал головой, тогда мама Джейми улыбнулась, кивнула, потрепала меня по плечу и уплыла на кухню. Вошел Джейми и сел на кушетку рядом с моим креслом. Глянул на меня, ухмыльнулся и покачал головой.

— Ну и ну. Ну и ну! — Он с хлопком сцепил руки в замок и стал качаться вперед-назад, ноги его не доставали до пола; я закатил глаза и отвел взгляд. — Ничего, Фрэнки. Пара чашек чая, и будешь как новенький.

— Угу, — выдавил я и содрогнулся.

Ушел я около часа ночи, слегка протрезвевший и залитый чаем по самые гланды. Боль в животе и горле почти прошла, но хрипы оставались. Пожелав Джейми и его маме спокойной ночи, я вышел окраиной на дорожку, ведущую к острову. Темнота была хоть глаз выколи, и я иногда включал фонарик, пока не добрался до моста.

На болоте, в дюнах и на пастбище было абсолютно тихо, только трава шелестела у меня под ногами да иногда с далекого шоссе доносился приглушенный рев тяжелых грузовиков. Едва ли не все небо было затянуто тучами, луна почти не давала света, а прямо по курсу — и совсем не давала.