Никаких разговоров о любви: мы говорили совсем мало, она едва слышно шептала нежные слова на своем языке, мы почти не целовались и не обнимали друг друга, но двигались так, словно хорошо знали друг друга и ни в чем другом нет нужды; казалось, мое сердце стало огромным, поднялось и пульсировало в глотке, и вот-вот лопнет. И я знал, что она чувствует то же самое.
Она была белокожая и тоненькая, словно фигурка, вырезанная из дерева, окутанная тенями, от нее веяло теплым дымом костра и ароматами душистых трав, и нам не хватило бы и самой длинной ночи. Когда рассвет посеребрил край неба, я лежал на спине, ощущая на груди ее легкое дыхание, она прижалась ко мне, укрытая тем же плащом.
— Как ты собираешься со мной поступить? — спросила она.
— Дай мне подумать.
Она стукнула меня по груди, словно птица затрепетала крылом, и я рассмеялся.
— Ты отвезешь меня к отцу?
— Разве сейчас это так важно? — спросил я, она рассердилась и снова меня стукнула, но теперь это был удар маленького и твердого как орех кулака, я поморщился.
— Ты и правда так думаешь? — спросила она, ее большие, круглые глаза блеснули в темноте.
Одни лишь ее глаза заставили меня почувствовать себя неловко, и я помотал головой.
— Если ты не намерен вернуть меня отцу, — продолжала она медленно и тихо, — тогда почему я здесь, с тобой?
Я объяснил ей, что барабан Морского финна велел мне взять ее с собой. Она замолчала, размышляя.
— А он не велел привести меня в твой дом, после того как ты найдешь мальчика с волосами цвета льда?
Я заморгал, подумав о Торгунне и о том, что она скажет о второй женщине, о другой жене, и растерялся, пытаясь это представить, если придется жениться на Черноглазой. Я все еще размышлял над ответом, когда она вздрогнула.
— Я не выйду за тебя замуж, — сказала она.
— Почему? — спросил я, задаваясь вопросом, умеет ли она читать мысли.
Она на мгновение подняла голову и кивком указала на водную гладь запруды, где селезень, сияющий зеленью и пурпуром, будто драгоценный камень, с тихим всплеском скользнул в воду.
— Вот почему, — ответила она. Селезень достиг ближайшей утки и взобрался на нее, так порочно и грубо, что она наполовину погрузилась в воду и жалобно вскрикнула.
— Вот судьба таких как я, — сказала она. — И не имеет значения, кто я сейчас. Странная женщина в чужом доме, среди других женщин. Все мужчины будут пытаться взобраться на меня, а женщины за это выщиплют мне перышки.
Наполовину уязвленный ее словами, а она была права, я прорычал невнятные угрозы тем, кто захочет сделать с ней что-то подобное, но она снова положила голову мне на грудь и улыбнулась.
— Я не знаю, как поступить, — ответила она. — Я далеко от своего племени и не могу вернуться к отцу, потому что из-за этого может начаться кровавая война. Я из племени мазуров, и если мне суждено выйти замуж, то не хотелось бы делать это в стране льдов.
Она замолчала и серьезно взглянула мне в лицо, ее глаза были влажными, как у лани.
— У меня будет ребенок, — уверенно сказала она, и я почувствовал мурашки по коже, так было всегда, когда меня касалась магия сейдра. — У меня будет сын, и думаю, мне лучше пойти с тобой.
Она вздрогнула.
— Исландия, — произнесла она. — Страна, где все изо льда.
Я рассмеялся, больше от облегчения, ведь мы отошли от темы, которую обсуждали только что.
— Там не все изо льда, — объяснил я ей. — И я не из Исландии. Онунд оттуда.
— Ты все равно оттуда, где холодно, — пробормотала она, крепче прижимаясь ко мне. — Где-то далеко, на краю мира.
Я покрепче обнял ее.
— Но Исландия — это не край мира, — начал я неторопливо. — Она рядом с центром. К северу от нее находится водоворот. Взгляни на эту звезду.
Я показал ей яркую Северную звезду, и она уставилась на нее, прищурившись.
— Что такое водоворот?
Я объяснил. Это место, где две сестры-великанши, Фенья и Менья, вращают жернова мельницы Гротте. Они плыли на корабле, и добыли столько соли, что корабль затонул, а они все продолжают молоть соль. Именно поэтому море такое соленое. Водоворот — это большая воронка, он образовался из-за того, что великанши все еще крутят жернова под толщей волн.
Уже в полудреме она засмеялась.
— Хорошая сказка. Последователи Белого Христа сказали бы, что центр мира в Иерусалиме — там, где их бога прибили к деревянным брускам.
— А во что веришь ты? — спросил я, но ответа не последовало — она уже заснула.
Ее дыхание стало медленным и ровным, и я задавался вопросом, позволят ли мне боги вернуться вместе с ней в Гестеринг. Иначе зачем о ней сказал барабан Морского финна? Ведь сейчас, когда на нас охотятся, невозможно пересечь земли полян и добраться до ее племени.
И конечно же, боги смеялись над нами, пока мы спали, и продолжали смеяться, когда поднялось солнце, огромное, цвета красного золота; мы проснулись, оделись и вернулись к остальным, и я приготовился терпеть насмешки и ухмылки от Оспака и Вороньей Кости.