Осколки

Ее род был силен, и в нем часто рождались мальчики. Матильда знала, что в частности поэтому Сверр и выбрал ее – ему нужен был наследник. Лишь мальчик способен укрепить источник, влить в него новую силу, которой хватит на поколение. Которая станет питать род до того момента, пока у этого мальчика не появится собственная семья. И сын.

Матильда родила дочь, Берту. Сильную девочку, но этой силы было недостаточно, чтобы источник услышал. Матильда старалась, вкладывалась в амулеты и накопители, порой выжимая себя до обморока, но… не выходило. Берта была талантливой, бесспорно, и от матери взяла много. Однако родилась девочкой, а источники не слушаются девочек.

Как же все-таки несправедливо! Сама-то она считала, что чародейки порой намного талантливее магов. В юности Матильда могла многое. Она поднимала умерших от чумы крестьянских детей. Не для того, чтобы порадовать безутешных родителей – так, для забавы. И силу тратила, не задумываясь, сколько этой силы осталось.

Их семейный источник жил под старинным кладбищем, его паутина густо опутывала каменные своды витиеватых подземных ходов, которые простирались к родовому замку. Матильде нравилось бродить по ним, ощущать импульсы силы, исходящие от стен. Сопричастность. Единение и покой. Она всегда любила камни больше, чем людей. Из живых существ ей близки были лишь вороны, с которыми она говорила с рождения. Матильде нравилась и отстраненность, и гордость этих темных птиц, и выносливость. Но по-настоящему ее восхищала беспощадность черных тварей и спокойное отношение к смерти.

Матильда с детства уяснила, что мертвые гораздо надежнее живых. Мертвые никогда не лгут и не предают, они верны и послушны воле того, кто вернул их. А еще они не заводят любовниц…

Таких, как та, другая.

От злости Матильда сжала подлокотники. И глаза прикрыла, призывая себя к спокойствию. Наверняка Сверр сейчас с ней. С этим придется примириться. Не навсегда – на время. Пока Матильда не придумает способ устранить эту проблему раз и навсегда. Тьма, сгустившаяся у кресла, с ней согласилась. Терпение всегда вознаграждается щедро.

Неделю назад Сверр вернулся на рассвете и снова принес ее запах – впервые за несколько лет. Матильда возмутилась было, но он ответил резко и бескомпромиссно, метнув в нее злой взгляд, будто отравленную стрелу. И стрела эта попала в сердце, разливая по венам жидкий яд ревности и обиды. А слова его еще долго звучали в голове Матильды, перекатывались острыми камешками и царапали череп изнутри.

– Она подарит мне сына!

Ложь! Матильда давно решила эту проблему, но Сверру об этом знать необязательно – в гневе ее супруг способен на жестокость к близким. Однажды она уже испытала на себе тяжесть его руки.

Но если Сверр настолько уверен в том, что говорит, зачем отпустил ту женщину пять лет назад? Самолично отвез к границе своих владений и оставил там. Тогда Матильда думала, что это справедливо. Что больше она не посмеет явиться в их дом, в их жизнь, не испортит будущее Берты. Тогда Матильда еще верила, что поможет дочери оживить умирающий источник, а сейчас…

Сейчас было горько, и горечь эту приходилось глотать.

Берте снова чудились голоса. Она стала раздражительной, нервной, постоянно оглядывалась через плечо, словно ждала удара в спину, а порой замирала статуей, прислушиваясь к чему-то, понятному лишь ей. Вид ее делался отстраненным и совершенно безумным. В такие моменты Берта сильнее всего пугала Матильду, и та кричала, стараясь вырвать дочь из рук неведомых сил, завладевших душой и разумом девочки.

Матильда говорила об этом Сверру. Она ругалась, умоляла, даже опустилась до грязных действ на супружеском ложе – тех, о которых приличная леди помыслить не может, не то что совершить. Она просила Сверра спасти Берту, но тот лишь насмехался над женой, называя ее тревоги признаками истерии. Он не волновался о здоровье дочери, а ведь Берта на данный момент оставалась его единственным ребенком. Матильда позаботилась, чтобы ни одна из шлюх Сверра не понесла от него…

И вот теперь он вернулся с мыслями о той женщине. Ее Матильда ненавидела сильнее всех потаскух, в которых он входил и одаривал своим семенем. Они были ничем, пылью под ее ногами, но та, другая… На нее Сверр смотрел как на равную, несмотря на то что она была его собственностью, перешедшей по наследству от отца и старшего брата вместе с титулом и землями. Матильде порой казалось, что именно та девка задурманила разум ее мужа, в результате чего он и убил собственного брата. Не то чтобы Матильду заботила честь Сверра, скорее больная привязанность к замкнутой и угрюмой рабыне, что вела себя как госпожа.