Осколки

Ага. Вот и первое подтверждение: сырых. Вы когда-нибудь пробовали разводить костер из дубовых поленьев? А из влажных дубовых поленьев? Сколько же масла пришлось вылить злоумышленнику, чтобы заставить вечно сырое дерево загореться? Не один кувшин, полагаю. Или он пользовался флягами? А может быть… Еще и магией.

Я подошел к одному из горелых пятен и коснулся пальцами деревянной панели за пределами черноты. Сухо, разумеется. Хотя бы по той простой причине, что тушение пожара исполнялось Олли именно с применением «вытяжки». Но сдается мне, что и поджигатель был снабжен магическим подспорьем в своем нелегком деле. А высушивание уничтожило все следы, которые я мог бы прочесть. Хм. Хм. Хм.

Ловушка была расставлена на меня? Но зачем? Не вижу причин. Ни одной. Да, в былые времена Стражи Антреи представляли собой грозную силу и оказывали огромное влияние на королевскую политику, но сейчас… Уже при моем отце услугами рода Ра-Гро практически не пользовались. Особыми услугами, имею в виду. Поэтому и приходится заниматься не своим делом, помогая Калли в его торговых операциях, чтобы хоть чем-то оправдать средства, идущие на содержание Приюта, да нести самые обычные вахты в порту. Во мне очень мало толка. Да, могу учинить заварушку в пределах собственной извращенной фантазии, но не более. Да, имею право убивать без объяснения причин, но… Когда я пользовался этим правом? В сущности, я вполне безобиден. И все же кому-то понадобилось под покровом сумерек пробираться в Приют, поливать стены маслом, предварительно «подсушив» дерево, и устраивать пожар с целью… Сжечь старую и всеми забытую картину?

Да, обугленных панелей больше всего именно в алькове, который Хаммис вежливо, но неконкретно обозвал «последней третью коридора». Что же было изображено на полотне? Точнее, кто был изображен?

— Dan Смотритель, — тихо позвали сзади.

— М-м-м?

— Вы того, не серчайте шибко…

Я повернулся и задрал подбородок, чтобы иметь возможность рассмотреть виноватую мину на лице Сеппина.

Да, задрать. Потому что деревянщик, волей судьбы оказавшийся обитателем Приюта и моим подопечным, ростом превосходил меня почти на две головы.

Здоровенный детина с кротким нравом, этот мужчина, являющийся моим ровесником, прибыл в Антрею не просто так, а по приглашению кого-то из вельмож, потому что считался (и вполне заслуженно) очень хорошим мастером по работе с деревом. Разумеется, прибыл не один, а вместе с семьей — женой и озорными близняшками десяти лет на двоих. Но поскольку пребывание в городе должно было затянуться на несколько месяцев, а то и поболе, Сеппин предстал пред мои светлые очи. А я без сомнений и колебаний (которыми по поводу своей наследственной особенности просто не страдаю) обнаружил в нем склонность к «водяному безумию».

Это стало трагедией. Как для семьи, так и для нанимателя, поскольку из рук сумасшедшего в Антрее запрещено принимать всякие поделки: слишком сильно суеверие, что можно заразиться, даже дыша одним воздухом с несчастным. Возможно, оно не лишено оснований, но я-то знаю, что за все столетия внимательнейших наблюдений подобных случаев выявлено не было, следовательно, риск очень мал. Можно сказать, ничтожен… В общем и целом, парень и его близкие были потрясены. А потом… Честно скажу, я проникся к Сеппину огромным уважением, потому что деревянщик вместо того, чтобы возвращаться назад (не в последнюю очередь в силу того, что хозяйство и мастерская за пределами Антреи уже были проданы, и семья собиралась осесть в нашем городе), потратил все дни и ночи до первых признаков проявления «водяного безумия» на выполнение заказов. Трудился как оглашенный, но все-таки успел сделать достаточно и обеспечить жене и детям несколько безбедных лет жизни. А я, находясь под впечатлением от сего благородного поступка, выхлопотал у королевы содержание для семьи Сеппина. Пусть не слишком щедрое, но достойное. К тому же, заимев в Приюте собственного деревянщика, можно было существенно сократить расходы на починку мебели, оконных рам и прочей деревянной утвари, обновлять которую в ближайшие годы никто все равно не стал бы. Ну да, практический подход к жизни, и что? Он не мешает мне по заслугам оценивать чужие качества, равно замечательные и дурные…

— Почему ты решил, что я сержусь?

Сеппин засопел, смешно хмуря пушистые светлые брови. Не знаю, из какой провинции Западного Шема он был родом, но цветом волос мог бы поспорить с яркостью недавней побелки цокольных этажей. Может, выгорел на солнце, может, все его предки отличались подобной «белизной». В любом случае, выглядел великан трогательно и безобидно, но в тот знаменательный вечер, когда я пришел, чтобы в очередной раз проверить, насколько близко столяр подошел к своему пределу, моим глазам предстало совсем иное зрелище.