Осколки

Этих доморощенных контор и всяких прочих забегаловок в Центральном округе в девяностых было пруд пруди. С сожалением и недоумением встречала я там молодежь лет двадцати. Что делали они там, зачем так бездумно проводили свои самые плодотворные годы? Вместо учёбы сидели все дни на телефонах, подносили чай и кофе дутым авторитетам, красились, маникюрились, болтали, таскались по магазинам.

Невольно вспоминалась моя институтская молодость. В эти годы и часа свободного не было.

Столько оболваненных юных душ в погоне за миражом обогащений и дешёвого гламура и не подозревали, что за устойчивым, длительным успехом стоит всегда фундаментальное образование.

Богатые и успешные своих детей в такие конторки секретаршами не устраивали.

В соседней комнате рядом, развалясь в креслах, сидели подельники Руслана. Все как на подбор в цепях и с бандитскими рожами. Компания резалась в карты и еле скользнула взглядом по двум убогим существам.

« Ваш начальник придёт сегодня?»

«Может быть придёт», – с некоторой паузой и через плечо.

«Ну когда, через час?», – пытаюсь уточнить.

«Может быть через час», – небрежно и не переставая играть, отвечает один из бугаёв.

«Может быть через два?» – тянула я время.

«Может быть через два», – уже издеваясь, лениво отвечает мне в тон другой.

«Может через три? А может вообще никогда?»

Мои вопросы повторяли в издевательски-предположительной манере, эдак с ленцой, без поворота головы в нашу сторону. В общем, неторопливая игра в пинг-понг. Я медлила.

И тут-то милая секретарша изволила на свою голову предложить нам кофею. Ну, прям, как в лучших домах ЛондОна.

Пройдя на кухню, мы чинно сели за сервированный французским сервизом стол.

Ба! Вот это мне и нужно было. Вот он, родненький. Меня дожидался.

Сервиз бандиты убрать ещё не успели.

Секретарша ушла, а мы, не торопясь, вкушали заграничный напиток.

Бедная Рафига даже не догадывалась, что последует после. Ей нельзя было раскрывать коварный план, чтобы по причине испуга наивная женщина, ещё верившая в возвращение Руслана, всё не испортила.

Всё допили – не мочить же мне сумку. А затем на глазах растерявшейся Рафиги, раскрыв свою торбу, я туда весь французский сервиз и сгребла. Поместился.

Дальше Рафига следовала за мной к выходной двери как сомнамбула, а я на ходу благодарила сидевшую вдали секретаршу – спасибо, кофе вкусный – и обещала прийти позже. Шли чинно, не торопясь.

И вот уже заветная дверь. Открываем, выходим на лестничную площадку. Здесь-то и командую резко, выводя обомлевшую Рафигу из оторопи: «А теперь бежим!»

Надо было успеть выскочить на улицу по крутой лестнице, скорее туда, где люди.

За нами гнался охранник и кричал: «Верните чашки, не то хуже будет!»

А я, убегая с сервизом, тоже кричала на весь Калашный, что если он посмеет связаться с женщинами, то все тёмные делишки его банды и его начальника-проходимца будут разбирать в милиции.

Очередь в посольство Нидерландов на Калашном с изумлением слушала нашу перепалку, и он отстал.

Мы выиграли.

Конечно, чашками и блюдцами, пусть даже французскими, детей не накормишь, но отвоёванный сервиз был хотя бы слабым утешением за украденные деньги.

«Спасибо» от Рафиги не дождалась. Она была смертельно напугана и хорошо себе представляла, что ждало нас, не успей мы выскочить из этой берлоги.

Щит и Меч

На Нижнем Кисловском в девяностых была контора с претенциозным, опереточным названием

«Щит и Меч». Зная нашу национальную склонность от всех обороняться и всех лупить, я приблизительно представляла, что это за ведомство.

У входа в убогое здание всё время стояли молодые парни с широко расставленными ногами и с чем-то наперевес. На лице у них была чёрная маска с прорезями для рта и глаз. Кажется, известная как балаклава.

«…Хорошо, утратив речь, взять ружьё, чтоб гроб стеречь …».

Ну, да бог с ними. Может они больше ничего не умеют.

Территорию вокруг убирал мой дворник Сенечка. Безобидный юноша и безотказный.

И вот однажды Сенечка вбежал ко мне с расширенными от испуга глазами.

Он жаловался, что вблизи офиса «Щит и Меч» к нему подошёл странный тип и ни с того, ни с сего ударил его, когда бедный юноша убирал мусор. Мы помчались на разборку.

Подонок был ещё там и сидел в своём мерседесе.

Разъярённая, я рванула дверь авто и потребовала объяснений.

– Я те щас объясню, – на меня уставились бешеные глаза со странным блеском.

Они принадлежали тщедушному парню лет двадцати пяти с землистым цветом лица и угрюмым выражением.

– Знаешь, с кем связываешься? – и он ткнул мне красную ксиву, недвусмысленно обозначив свою принадлежность к вышеупомянутой конторе.

И меня понесло, как быка на красную тряпку.

Я пригрозила оглаской перед его начальством, – он обещал выйти из машины и тАААкое со мной сделать.

Я пригрозила криком собрать всю улицу, – он ещё раз огрызнулся.

Я побежала в хвост машины, чтобы записать её номера.

В этот момент дверь авто с шумом захлопнулась, и белый мерседес сиганул с бешеной скоростью по Нижнему Кисловскому переулку. И был таков.

Тут до меня дошло: мчащийся сейчас по улицам Москвы подонок – обкуренный наркоман.

Номер машины был передан участковому.