Осколки

Чем занималась эта картонная фабрика, мне было неинтересно. Главное, разузнав код от неприступной двери, надо было неожиданно с моими трудягами ввалиться прямо в кабинет к Самому.

Что и было сделано. Предварительно, весьма заинтересовав их намечающейся возможной наживой, провела инструктаж – как стоять, когда говорить и когда улыбаться.

Боевой отряд выстроился в каре перед большим столом Самого, очень колоритно выделяясь своими лохмотьями на фоне богатого интерьера и его солидного хозяина. На картонных коробках, оказывается, можно хорошо существовать.

Моя вступительная речь с упоминанием тяжёлого труда простого человека была выслушана со снисходительным терпением. Он немножечко напрягся, когда я коснулась к слову несправедливого распределения земных благ как неистребимого бича человечества. Но он ещё не понял, что к чему, и продолжал беззаботно взирать на отверженных.

– Кстати, позвольте Вам представить моих дворников, – перешла я к тяжёлой артиллерии в своём выступлении, – Рудольф Аркадьевич. Первый электромеханик международного судна. Во время пожара на нём в открытом океане организовал оперативное тушение, чем спас жизни членов экипажа.

Рудольф сделал шаг вперёд, учтиво наклонил голову и осклабился.

– Туляева, его супруга, преподаватель математики, – не унималась я.

Галина Николаевна сделала решительный шаг вперёд в своих изодранных, обрезанных сапогах с отваливающейся подмёткой, но не осклабилась и даже не кивнула. Это уже было нарушением инструктажа.

Вместо этого очень суетливая и велеречивая особа Галина Николаевна чуть было не сорвала представление, бросившись объяснять, как нехорошо картонные коробки выбрасывать, куда ни попадя.

Пришлось прервать её строгим покашливанием.

– Будущая знаменитость, талантливый художник и по совместительству зять небезызвестной Вентцель.

Будущая знаменитость инструктаж освоила хорошо и тоже осклабилась, держа в руках метлу.

Он только что кончил уборку и не успел с ней расстаться.

– Вы, конечно, слышали это имя? Нет?! Ну, полноте, батенька. Может и про теорию вероятностей не слышали? Жаль, жаль, – здесь по сценарию тяжёлый вздох и задумчивая пауза, но недолгая.

А то вдруг опомнится.

Дальше в несусветном треухе и рваной телогрейке выпрыгнул внук знаменитого революционера Нариняна. За артистические способности выпускника ВГИК’а я не беспокоилась. Всё было проделано с нужным изяществом, приведя глаза хозяина в состояние близкое к выскакиванию из орбит.

Потом пришла очередь скромного студента ГИТИС’а Нагаева. Бесхитростный киргиз, впитавший с молоком матери периферийную провинциальность в великой семье народов, выходить постеснялся, но изобразил свою киргизскую улыбку, из-за которой его глаза вообще куда-то исчезли. С ним поговорим потом.

Хозяин был в глубокой оторопи. Я поняла, что клиент готов и нанесла решающий удар.

Короче, паря, плати деньги за своё свинство, которое ты регулярно учиняешь над такими уважаемыми людьми.

И, что бы Вы думали, заплатил. Очнувшись от свалившейся на него информации, лощёный господин вызвал свою секретаршу с бооольшим кошельком.

Деньги мы потом поделили поровну, по-братски. А мусорные контейнеры, оправившись от учинённого насилия, опять заблестели первозданной чистотой. И больше их не трогали.

Мы бяки буки

«… с паршивой овцы хоть шерсти клок…»

Оказалось, я умею воровать и грабить. Это несложно. Главное – обосновать надобность воровства и грабежа. И когда их необходимость очевидна, всё остальное – уже дело техники.

Поэтому, когда плачущая Рафига рассказала об учинённом над ней обмане, план сложился сам собой.

Обычно человек испытывает дефицит мотивации или, скажем, пассионарности.

А вот как в голову ударит – тут в тебе и просыпается некая целеустремлённость.

У Рафиги больше не было ни копейки. Зарплата грошовая, а двух сыновей надо кормить.

И нанялась она убирать, мыть, скоблить – ну, в общем, вылизывать квартиру на Калашном, арендованную неким Русланом со товарищи для своих тёмных делишек. И это в дополнение к своей и без того тяжёлой работе уборщицей.

А этот прохиндей вдруг перестал ей платить и всё кормил обещаниями. Затем намылился съехать – и с концами.

И мы пошли.

Никогда в жизни мне не приходилось больше так чётко осознавать, что с пустыми руками я не уйду, и страстно жаждать своровать хоть что угодно у проходимца. Как это делать, не знала, но решительность клокотала вместе с гневом.

Словом, не знала сама, что буду петь, но только песня зрела.

По нагромождённым коробкам в квартире скорый отъезд банды сразу стал очевиден.

Все вещи собраны – воровать нечего. Но я не отчаивалась и по-хищному внимательно присматривалась исподтишка.

В дальнем конце коридора молодая секретарша с удивительно порядочным и грустным лицом, скорее похожая на заложницу, объяснила, что Руслана нет и, когда он появится, неизвестно.