Осколки легенд. Том 2

— Ты свободен. Иди с миром!

Кино на этот раз мне не показали, как видно фильмы, связанные с неоднозначными сущностями, предназначены только для ограниченного показа. Впрочем, я не расстроился совершенно, поскольку давно понял, что не все и не всегда стоит знать.

Огненный смерч ввинтился в еловые лапы, стряхнув на меня снежный водопад, и исчез без следа.

— Все, — я глянул на Арсения. — Давай открывай.

Тот лихо сковырнул массивный замок ломом, а после Марфа, обогнав всех, откинула с ларя крышку.

— Не поняла, — секундой позже произнесла она, причем с какой-то просто детской обидой. — А где? Это, что ли, счастье?

В ларе лежали четыре неказистых игрушки, две из которых были тряпичные, две деревянные. И те и другие были сработаны грубо, явно не фабричным способом.

— Эва как, — глянул внутрь ящика и Лесной Хозяин. — Лучше бы я спать лег. Вот одна сумятица из-за вас, из-за ведьм. Тьфу.

Кукла, судя по косичкам, когда-то светлым, а теперь серо-грязным. Деревянная собака. Хотя, может, и волк, поди пойми. Деревянный же солдат с ружьем, более всего похожим на фузею. Тряпичный заяц. Не скажу, что набор странный, по идее, именно такими игрушками, скорее всего, забавлялись дети девяносто-сто лет назад. Городские — нет, там уже индустрия работала, да и то наверняка в основном в столицах. А остальные вот такими куклами да солдатиками и играли.

И еще. У них всех есть петельки сверху, словно для того, чтобы…

Хитро придумано! Вроде все на виду, а поди догадайся.

— Этот мой, — я взял солдата. — Надеюсь, никто не против.

Марфа коротко глянула на меня, насторожилась и цапнула из ларя куклу.

— Арсений, что тебе? — поторопила она оборотня, который чесал своей лапищей в затылке.

— Так вот, волчара. Они какая-никакая, а нам родня. Не зайца же брать?

— Заяц мой, — согласился с ним лесовик, забирая последнюю игрушку. — И чего теперь с ними делать станем? Тетешкать?

— Не-а, — качнул головой я. — На елку вешать. Что еще с игрушками в Новый год делать?

Слова я подтвердил делом, и бравый гвардеец, покачиваясь, повис на еловой лапе.

Через минуту остальные куклы составили ему компанию, и как только заяц последним украсил елку, моя голова закружилась так, что я моментально перестал понимать, где верх, а где низ, а после вообще вроде как сознание потерял.

Продлилось, правда, это ощущение недолго, несколько секунд, но, когда чувства ко мне вернулись, я понял, что нахожусь совсем не на лесной поляне. Но и обычным то место, где я оказался, назвать было нельзя. Впрочем, и необычным тоже. Просто потому, что свой собственный дом необычным не является.

Только это не тот дом, где сейчас жили мои родители, нет. Это квартира, в которой прошло мое детство. Мы уехали из нее, когда дела у отца пошли на лад, причем настолько, что его семье безопаснее стало жить в частном доме. Его проще охранять. Но до того мы обитали вот здесь, в обычной квартире типового дома. Тут я начал ходить, говорить, здесь открывал для себя мир, испытывая первые детские радости и горести.

— Валерка, скоро папа придет! Он уже у подъезда, — впорхнула в комнату мама, держа в руке массивную телефонную трубку с выдвижной антенной. — Неужели хоть этот новый год мы встретим все вместе? Я уж и не надеялась!

Какая она… Молодая? Нет, она у меня всегда молодая, но я ее с такой прической почти и не помню. Разве что на фотографиях видел, тех, где мне года четыре или около того.

В этот миг мама, улыбаясь, подхватила меня под мышки, и мы закружились на месте. Вместе.

— Полетели, полетели, — приговаривала она улыбаясь. — Да?

В полете я видел знакомую стенку, здоровенный телевизор с выпуклым экраном, тахту, на которой вроде любил играть в солдатиков, и украшенную десятками шаров елку.

— Ну, кто тут весь год себя хорошо вел? — раздался из коридора голос отца, а следом за тем появился и он сам, держа в руке красный мешок. — А?

— Валера! — гордо заявила мама, опуская меня на пол, причем выяснилось, что ноги меня не особо держат. — Год — не год, а сегодня точно. Он кашу ел, спать днем лег вовремя, соседскую собаку не дразнил и снегом в девочку Катю не кидался.

— Молодец, — очень серьезно сказал отец, достал из мешка большой красный автомат и протянул мне. — Тогда вот тебе подарок. Вещь! Смотри, как настоящий!

— Опять ты ребенку оружие даришь, — недовольно сказала мама. — Ну мы же договаривались?

— Нормально, — рассмеялся батя. — Он мужик, хоть и маленький еще. Оружие — самый тот подарок. Да вон, смотри, уже осваивать начал.

Батина ладонь опустилась мне на затылок, а мама обняла его.

И в этот момент мне стало так хорошо, как, наверное, никогда в жизни не было. Вот только горло перехватило так, что дышать стало трудно. Узнал я этот автомат. Оно и не странно, он для меня всегда ассоциировался с моим детством. Он и сейчас лежит в родительском доме, давно не стреляющий, да и не сильно красный, словно полинявший. Но я все равно его сам не выбросил и маме этого сделать не дал. Это же мне батя подарил, как можно? Нет, он мне потом еще много чего покупал, но именно этот автомат стал первым подарком, который я помнил. И самым важным, наверное.