Осколки памяти

Захваченных «шурави» (советских солдат) духи кололи наркотиками. В результате пленные быстро забывали русский язык, их насильно заставляли учить Коран, постоянно избивали и унижали. Через несколько месяцев они становились совершенно другими людьми, а некоторые, не выдержав издевательств, «ломались».

Тогда наши большие военные начальники вспомнили опыт Великой Отечественной войны. Создали спецподразделение, которое занималось освобождением попавших в плен и поиском пропавших без вести военнослужащих. С учетом того, что сотрудникам этого отделения в процессе работы приходилось использовать источники из местных жителей, ввели эту структуру в состав военной контрразведки. На каждого военнослужащего и служащего Советской армии, пропавшего без вести или оказавшегося в плену бандформирований, заводилось досье. В нем фиксировались любые сведения об этих лицах, учитывались данные, поступившие из органов КГБ при фильтрации пленных душманов, а также из разведцентра ГРУ и разведотдела штаба армии. Через Министерство иностранных дел Союза и внешнюю разведку КГБ СССР контролировалась зарубежная пресса и публикации в ней о наших военнопленных. Вся эта информация, собранная воедино, позволяла иметь достаточно полную картину о большинстве людей, томившихся в плену у мятежников, в тюрьмах вооруженной оппозиции в Пакистане, или находящихся за границей.

Мы, следователи военной контрразведки, ежедневно близко общались с «розыскниками» группы, а с ее начальником майором Лучининым Владимиром я дружил. Следователи часто посещали это спецподразделение. Там в большой комнате на стеллажах, в ячейках стояли дела-досье на каждого пропавшего «нашего». Следователи периодически читали досье на военнослужащих тех частей, что курировали. Если обнаруживали, что он давал враждебные СССР интервью французской «Монд», американской «Таймс» или другим западным изданиям, забирали досье и возбуждали уголовное дело с окраской «Измена Родине в форме перехода на сторону врага». Поэтому точно помнил я фамилию Демченко и его кровавые дела.

Демченко до ареста три года воевал на стороне мятежников, даже возглавлял группу в банде, а мы несли потери. Петрович сказал тогда, что будет лично допрашивать Демченко; мы порадовались, что этот гад получит свое за подлые нападения на наши войска и смерти советских военных. По утрам Петрович стал регулярно ездить и допрашивать Демченко. Рассказывал, что русский язык предатель почти забыл, с трудом вспоминал отдельные слова, путал их с афганскими и только через две недели стал вновь говорить на родном языке. Уже на следующий день доставки предателя Петрович увидел на теле Демченко кровоподтеки и ссадины от побоев; собрал личный состав караула, строго предупредил о недопустимости избиений и погрозил за это всякими карами. Но с каждым днем Петрович мрачнел. Следов от солдатских побоев на Демченко становилось все больше…

«…Как я уже показал на допросе 4 ноября 1984 года, меня отвели к главарю банды Ашими. Он меня через переводчика спросил обо мне, моих родителях и родственниках, о войсковых частях в районе аэродрома Кундуз, о их оснащении и обеспечении, о количестве и типе вертолетов на аэродроме Кундуз, о количестве и типе их стоянок. Тогда же Ашими расспрашивал меня о самолетах и их типах, об обслуживающем составе аэродрома, постах охраны. Я ничего не скрывал пред бандитами и рассказал все, что мне было известно…

После восьмимесячного пребывания в банде Ашими меня отправили в Пакистан. Из разговоров я понял, что караван шел в Пакистан за оружием, и чтобы показать главарям мятежников меня. В Пакистан наш караван добирался более 20 дней и прибыл в конце апреля-начале мая 1981 года. Меня поместили в больницу для афганских мятежников. Примерно на третий день моего нахождения в Пешаваре ко мне в комнату пришел один из лидеров афганской контрреволюции в Пакистане Гульбеддин. Он разговаривал со мной на фарси. Я сообщил ему то, что прежде рассказывал Ашими. Я еще плохо владел фарси. С Гульбеддином у меня было четыре встречи.

Во время встреч с Гульбеддином он предлагал мне остаться в Пешаваре и выступать с антисоветскими заявлениями по радио и телевидению. При этом мне обещал вознаграждение в виде дома, машины, жены и денег. Я не давал согласия остаться в Пешаваре, но не потому, что не желал выступать с антисоветскими заявлениями, а потому, что я тяжело переносил жаркий климат Пешавара и его загазованность. Я не мог переносить выхлопных газов дизельных

машин и страдал головными болями. Вот поэтому я всячески отказывался остаться в Пешаваре, заявлял Гульбеддину, что решил жить в Афганистане и хочу возвратиться в свою банду. Каждый раз по приходу Гульбеддин давал мне деньги 50-100 пакистанских рупий, эти деньги я давал афганцу из охраны, и тот приносим мне сигареты, продукты и фрукты…

Лист из протокола допроса Демченко. Фото из архива автора

Лист из протокола допроса Демченко.

Фото из архива автора