Осколки тени и света (СИ)

Для себя я облюбовала спаленку на углу второго этажа над кухней. “Скворечник”, — сказал кто-то во мне папиным голосом, когда я сунула туда нос в первый раз. И как после такого уйти? Комната была и не на втором и не на третьем, который мансарда. Где-то между. К двери вели ступеньки, а часть потолка скачивалась в сторону занимающего почти всю стену окна. Если встать там и поднять руку — можно гладить плотно пригнанные друг к другу доски. Дому нравилось.

На саму мансарду, где находился шкаф, в котором я зарыла под грудой старых вещей мои сокровища, можно было попасть только войдя со двора и поднявшись по крутой лестнице с высокими ступенями. Этот кусочек дома, словно отделенный от жилой части, состоял из кладовок и прочих хозяйственных закутков, будто бы нельзя гладить полотенца и простыни и чистить ложки в одном месте. На первом этаже располагалась кухня. Из нее можно было попасть в небольшую столовую, через столовую — в нижнюю гостиную с большим камином и парадной лестницей, и уже по ней — в жилую часть с комнатами, гостиными и спальнями. Через мансарду тоже. Сначала я не рискнула проверять на прочность очередную лестницу, откидную, и высунув голову в приоткрытый люк, любовалась на пляшущие в лучах света пылинки в коридоре второго этажа, а потом заметила прежде невидимую дверь. К этому моменту второй этаж был тщательно изучен, но двери я не помнила.

Лестница, похрустев шестеренками, опустилась, я осторожной гусеницей сползла вниз (вообще-то съехала на заду, протерев платьем ступеньки) и как ребенок, ожидающий подарок к новогодию, вошла в… детскую. И сразу поняла — родители сюда не входили. Сюда никто не входил так долго, что у меня перехватило дыхание, когда дом поделился ощущением времени. Я будто вновь посмотрела на плетенку с красными камнями.

Очень светло и очень красиво, как вышивка белым по белому. Сначала не видишь, но стоит свету упасть под другим углом — невозможно оторваться. Низкое кресло, почти кровать, с подушками, столик, комодик и плетеная колыбель, привязанная к потолку. Единственным темным и живым в этом уголке замершего времени, сразу приковавшим взгляд, была орхидея, вросшая в раму окна. Вода, должно быть, попадала к корням снаружи, а света было достаточно. На коротком одеревеневшем стебле неподвижно висели два трехлепестковых темно-пурпурных, практически черных цветка.

В полной прострации я закрыла дверь и пришла в себя снова на мансарде с мокрым лицом и в обнимку со старым одеялом. Мысленно пожурила себя за разведение сырости, сунула руку под стопку полотенец, проверяя, на месте ли старая гранатовая бусина, которую я не стала надевать и носить, как прежде носила, и ссадила палец, наткнувшись на ободок ловца. Они прибились друг к дружке, хоть я и разложила их по разным углам полки. Заглядывать, чтобы отделить сокровище от сомнительного дара, не рискнула, слишком уж впечатления от плетенки… запутанные. А одеяло забрала, чтобы просушить и выстирать. Оно все равно уже ничем не пахло.

Глава 4

Сначала Мелитар и Эверн много времени проводили со мной, словно дежурили по очереди. Ирья — чаще. Про меня и Ромиса и так вся община шепталась после случая с ночной беготней, недоумевая, отчего мы и вместе не живем и другим авансов не делаем. Матушка Алиши только ухмылялась. Она почти сразу рассказала мне о своем общении с домом и о ритуалах “кормления”, словно перед хозяйкой отчиталась. Так оно и было. Я нашла документы на дом и два приложения к договору собственности: дарственную, оформленную Лайэнцем Феррато на имя родителей, и акт передачи по праву наследования, вступающий в силу сами понимаете при каких обстоятельствах. На последнем не было печати регистрации. Ни ирийской, ни нодлутской. Потому я так и осталась в неведении. Но все оказалось к лучшему. О доме не знали.

Мне стоило закрепить свое право владения, отдав часть себя, то есть поделиться кровью с духом дома. В лавке в Нодлуте был подвал с проросшим хаулитовым зерном, а здесь я подвала не нашла. Дом до чесучих мурашек у меня под кожей смеялся, пока я искала, как пробраться в его корням. В итоге я, полыхая и сыпля искрами с волос, выскочила наружу, пнув каменную подошву ботинком. Потом подумала. Потом сообразила. Основание дома и было корнями. Огромная глыба хаулита, потемневшая снаружи, но если как следует поскрести, камень светлел, обнажались тонкие, похожие на сосуды, черные прожилки. Ирья Мелитар сказала, что орки верят, будто хаулит обладает душой сам по себе и рассказала сказку про бродягу, который продал доставшуюся в наследство хаулитовую сферу, лишился души и стал отбирать чужие, потому что не хотел умирать.

Как я и обещала себе и дому в свой первый день здесь — занялась починкой всего. Постепенно. Посильная помощь в лице сосватанных Мелитар местных крылатых и бескрылых умельцев, отчего-то исключительно не обремененных отношениями, едва не в очередь выстроилась — всем было любопытно посмотреть на дом изнутри.