Оскорбленные чувства

Да мы ей в жопу не полезем, не бойтесь, – реготнул один из тройки, а следом за ним и сутулые понятые. Последние, стесняясь, неуверенно разулись в прихожей, и теперь Элла Сергеевна с презрением поглядывала на их растянутые, изношенные носки. «Этих зевак, небось, с соседнего участка выковырнули, – думала она, ежась, – там какая-то новая шваль поселилась, а это, поди, сторожа».

Она все никак не могла взять в толк, чего от нее добиваются дознаватели. Удушливый ужас – а вдруг вскрылись школьные приписки, а вдруг придется отнекиваться от педагогов-призраков – уже притупился, и теперь ей было просто зябко и муторно. Из коротконогого книжного шкафа вывалили на пол не читанные никем томики, и те глухо, будто орехи-паданцы, застучали корками, зашелестели листами.

Вы мне скажите, если Сопахин виновен, при чем здесь я? – в который раз спросила следователя Элла Сергеевна.

Сопахин был ее учителем истории. Работал пятнадцатый год. На рожон не лез, прибавок не добивался, таскал детей по лесам и озерам, готовил призеров городских конкурсов. И вот выяснилось, что Сопахин – преступник, что он фальсифицировал историю. Негодованием надулись ее жилы – как посмели они из-за жалкого учителишки поднимать с постели ее, безутешную вдову Андрея Ивановича Лямзина! Следователь-усач был вежлив, он нагнулся к хозяйке дома и каверзно, но при этом участливо отчеканил:

Еще раз, Элла Сергеевна: я сожалею, что мы к вам наведались так скоро после вашей огромной утраты. Но дело не ждет. Учитель ваш под арестом. А сценарий, повторяю, вы с ним кропали вместе. Вот ваша подпись, пожалуйста!

Он с наглой галантностью хлопнул ей на колени подшитую стопку листов. Методическая разработка декады родной истории. Два соавтора – она и Сопахин, на каждой странице ее подпись – размашистая, разъехавшаяся пьяным гармонистом «Л» и горбатая рябь закорючек.

Это все писал один Сопахин, – честно отмахнулась Элла Сергеевна.

А доплату получали вдвоем? – улыбнулся следователь.

Чертов историк, как он мог подложить ей такую свинью. Да и сама хороша. Не прочитала, упустила. Вдова почесала свою вспотевшую переносицу, восстанавливая в памяти злосчастную декаду. Кажется, все проходило чин чинарем. В рамках месячника оборонно-массовой работы гремели викторины «Новомученики нашего края» и «Сталинградская битва», шумел и разливался конкурс патриотической песни «Родина-мать зовет». «Артиллеристы, Сталин дал приказ, артиллеристы, зовет Отчизна нас», – пели классы шестой и седьмой. «А на земле сей был бы мир, но если главный командир позовет в последний бой, дядя Вова, мы с тобой!..» – подхватывали восьмой и девятый. «Ничто не забыто» – кричали плакаты. «Вставай, страна огромная!» – подзуживали лозунги. Дамы в управлении образования страшно Эллу Сергеевну нахваливали. Где же вышел прокол?

Следователь, не выключая улыбки, уютно уселся за круглый обеденный стол, прямо под портретом покойного Лямзина, картинно вытянул вперед как будто удлинившиеся ноги:

Давайте еще раз, Элла Сергеевна. Вот у нас в руках распечатка видеозаписи декады. Видеозапись по нашему требованию предоставил один из родителей.

Элла Сергеевна сощурилась, вспоминая многолюдье актового зала, несуразных, болтавшихся под ногами папаш и мамаш. И смартфоны, тянувшиеся подсолнухами на руках-стебельках туда, в сторону сцены, где толкались в военных пилотках с пятиконечными красными звездочками сопливые чада. Танец урожайных колосков, выставку стенгазет, соревнование речевок о Победе вспоминала она. И в каком таком закутке поющего этого праздника засела крамола?

Ну возьмем театрализованную инсценировку десятиклассников. Нападение фашистов на СССР, – внятно, размеренно, слог за слогом, проговорил следователь. – Какие слова произносит ваш Сопахин закадровым голосом, из-за кулис?

Какие слова? – тревожно качнулась вперед Элла Сергеевна.

«После подписания преступного пакта Молотова – Риббентропа и секретного протокола о разделе Европы…» Преступного, понимаете?

Элла Сергеевна тупо, не разумеюще заморгала, в углу ее склеившихся ресниц затрепыхалась пушинка.

Имелось в виду… – наконец сказала она, – что пакт был ошибочный.

Отчего это ошибочный? – посерьезнел следователь. – Вот вы тоже историк, а туда же! Заодно с Сопахиным.

Я не заодно, – опровергла Элла Сергеевна, пугаясь.

Этот пакт вернул нам Прибалтику и Бессарабию. Территории, оккупированные Польшей. Что же касается секретного протокола, то никаких там планов раздела Европы нет. Мы хотели защитить Польшу, Польша кочевряжилась, вот и вся недолга, – отбарабанил следователь. Двое его сподручников в это время открывали и закрывали дверцы резного деревянного бара, в котором прятались украшенные серебряными оленьими головами бутылки сорокалетнего «Далмора». Невзрачные лица понятых от вида дорогого алкоголя перекорежило любопытством. – Понимаете, о чем я?

Да, конечно, – закивала Элла Сергеевна. – Но я бы все же хотела позвать адвоката.