Оскверненный трон

Джахангир все еще отчаянно горевал по своему молочному брату. Несмотря на всех своих жен и сыновей, свою власть и свои владения, он чувствовал себя таким одиноким – даже изолированным, – каким никогда не чувствовал в присутствии Сулейман-бека. Его детство было полно неизвестности – с одной стороны, он старался не подвести своего отца Акбара, человека, не знавшего поражений, а с другой – поддерживать свою мать-раджпутку, которая ненавидела и презирала его отца, считая Акбара варварским поработителем ее народа.

Если б не бабушка Джахангира, Хамида, которая всегда была готова выслушать и подбодрить внука, он вряд ли нашел бы свой путь в жизни. Сулейман-бек был единственным человеком, который смог приблизиться к тому месту, которое она занимала в жизни Джахангира, – месту верного и мудрого друга, советы которого, какими бы неприятными они ни были, он предпочитал советам остальных придворных, единственной целью которых были награды и продвижение по службе.

Только вчера падишах ездил проверять, как идут дела на строительстве куполообразной усыпальницы из песчаника, которую он велел воздвигнуть для Сулейман-бека недалеко от крепости Агра. И, наблюдая за тем, как работники обтесывают камень, Джахангир вновь испытал приступ горя от своей потери и провел оставшийся вечер наедине со своими мыслями. Смерть Сулейман-бека как ничто другое напомнила ему о мимолетности земной жизни.

Ни один человек, вне зависимости от того, насколько он молод и здоров, не знает о том, сколько еще дней ему отпущено. Прежде чем смерть одержит над ним верх, он должен достичь всего, к чему стремится, и при этом успеть насладиться жизнью – не важно, сколько ее еще осталось; так почему же не воспользоваться своим могуществом, чтобы получить все это? Размышления правителя привели наконец к тому, что он велел послать за Бартоломью Хокинсом и без дальнейших колебаний поручил ему секретную миссию…

Джахангир посмотрел на небеса, которые с каждым днем становились все ниже, скрытые тяжелыми дождевыми тучами. Через несколько недель наступит время муссонных дождей. Он надеялся, что они не помешают Хокинсу спуститься вниз сначала по Джамне, а потом по Гангу до Бенгалии. И хотя скоро реки наполнятся до краев, облегчая путешественникам дорогу, течения в них станут очень опасными. Время для подобной миссии получилось неидеальным, но Джахангир был нетерпелив. Если Бартоломью Хокинс справится, властитель сможет получить один предмет – или, точнее, одного человека, – который сделает его жизнь завершенной, хотя осторожный Сулейман-бек и засомневался бы в его методах.

Бартоломью Хокинс шлепнул по комару, который только что укусил его в челюсть. Посмотрев на ладонь, он увидел, что она испачкана темно-красной кровью. Отлично, он достал этого негодяя, хотя это всего лишь крохотная победа в его битве с целой армией москитов, которые отравляли ему жизнь. Лошадь, которую он купил, чтобы преодолеть последний отрезок своего пути в Гаур, была старой, ее ребра торчали, как ребра тощего верблюда, но даже самое лучшее животное с трудом смогло бы проложить себе путь в густой охряной грязи. Только мысль о тысяче мохуров заставляла англичанина двигаться вперед. После того как уехал из Агры, Хокинс перенес два длительных периода лихорадки – пот насквозь пропитал и его самого, и его одежду, и его постель, – и такой приступ поноса, сопровождаемый желудочными резями, что успел поклясться, что сядет на первый же попавшийся корабль на побережье и отправится домой в Англию. В тот момент он свято в это верил – но когда его настиг последний приступ лихорадки, Бартоломью все еще находился на борту лодки, где за ним ухаживал одетый во все белое старый индус с седыми волосами и добрыми карими глазами. А когда англичанин попытался засунуть в руку этому мужчине монетку, тот отпрянул в сторону. Положительно, Хокинс никогда не сможет понять эту страну…