Ослепленные тьмой

Она назвала этого огромного воина Рейном Ему подходило это имя. Он был похож на стихию. Непредсказуемую, страшную и дикую. А еще у него была тайна, как и у Рона. В нем жил волк.

Когда-то Сивар говорила, что придет время, и Рони увидит такого же, как и он, сильного хищника. Правда, она считала, что это случится намного позже Если бы мальчишка слушался ее и не убегал далеко за пределы лагеря, то никто бы его не обнаружил. Баба будет злиться. Ее глаза станут белесыми и страшными, и она расскажет ему одну из своих жутких сказок с живыми картинками на которых люди с огненными стрелами убивают баордов, снимают с них кожу и сбрасывают трупы в большую яму. Из их длинных волос плетут власяницы, а из кожи шьют мешочки для денег. И зовутся эти люди Лассарами.

Но ему надо уходить, ему надо бежать на волю. Его волк хочет свободы, хочет свист ветра в ушах и царапание мелких камушков под подушками пальцев. Никто не знает, что значит быть не человеком, никто не знает, что значит зов крови предков. Когда ноздри заполняет мускусный аромат чужой шерсти и животного пота, когда ты идешь по следу своего собрата и понимаешь, что ты не один.

Он не удержался. Вместо того, чтобы сбежать и спрятаться, плелся рядом принюхивался, следил за Черным.

А потом эти люди. Жадно наблюдал, как волк выдирал клочья мяса, как сжирал дико орущих воинов, как довольно выл, задрав окровавленную морду кверху.

Рон хотел дождаться, пока тот уйдет, и попробовать сам. Раньше он охотился только на зверей. И сейчас хотелось вкусить крови врага ведь это враг. Он знал. Чуял в воздухе запах железа, яда для наконечников стрел. Эти люди пришли убивать они жгли лагерь Черного волка. Так назвал чужака Рон.

Нажравшись мяса, плелся поодаль. Где-то внутри осознание, что ему надо держаться ближе к такому, как он сам. И восхищение силой, мощью, великолепием. Вспомнил отражение своей белой морды в воде с щенячьими глазами и нахмурил брови.

— Какой из тебя гайлар? Ребенок ты. Посмотри на свою пушистую физиономию. Девчонки тебе ленты на уши цеплять будут и бусики.

Приговаривала Баба и гладила его дряхлой рукой по голове, глядя, как он толкает носом утенка обратно к воде.

— Это добыча, Рон. Ее съесть надо, а не играть что мне делать с тобой? Совсем несмышленыш. Тебе к твоим надо чтоб научили. Старая Сивар может только утят тебе подсовывать, кроликов и крыс. Ты охотиться должен. Вначале на зверей, потом на самых страшных врагов — на людей

Не признает тебя отец мягкотелого такого.

Отец. Она часто говорила о нем. Но не рассказывала ни кто он, ни где искать. Рон представлял себе огромного черного волка с толстой шеей, мощной холкой и огромными квадратными лапами с длинными когтями-лезвиями.

И когда этого увидел, где-то надежда сверкнула — а вдруг. Вдруг он и есть его отец. Поэтому бросился на человека с отравленными стрелами и перегрыз горло. А потом сидел рядом, даже когда Черный волк ушел, оставив жуткого воина с обезображенным лицом. Но не ему удивляться. Баорды не верили в красоту, видимую глазами. Баба показывала Рону иную. Ту, что живет внутри. У каждого человека своя и цвет, и запах, и оттенки. Баба была голубая, а ее дочь Вахра — серо-синяя, а Дарба, вождь, бордовый. Но больше всех Рону нравилась Ярта, дочь Дарбы. Она приносила ему ягоды и играла с ним. У Ярты был розовый свет, иногда менялся на голубой, и все говорили, что когда-нибудь и она станет Видящей Тени. В лагере не было детей его возраста. Уже несколько десятилетий они скитались и голодали а в голодные времена вождь не разрешает рожать. Женщины живут вдали от мужчин. Младенцы делают племя слабым, мешают кочевать, выдают местоположение.

— Не знаю, чье это.

— Лжешь. По глазам твоим страшным вижу, что лжешь.

Сгреб Бабу огромными ручищами, приподнял и тряхнул.

— Вырву тебе гортань и оставлю истекать кровью.

— Не тронь Бабуууууу. Не тронь.

Рон бросился на Черного Волка с кулаками, впился зубами ему в бедро, а потом дико заверещал, когда тот сцапал его за длинные всклокоченные волосы и вздернул вверх, удерживая на вытянутой руке. Адски больно но злость и ярость сильнее.

— Это что такое? — кивнул на Рона. — Откуда ребенок?

— Нашшш он. Отпусти мальчика.

— Сначала скажи, чья ладанка. Кто носил оберег гайлара? Ты его сделала. Твой морок внутри.

— Не знаю.

Упрямо заявила Баба.

— Значит, его с собой заберу, пока не вспомнишь.

— Прокляну.

Расхохотался, продолжая держать скулящего мальчишку за волосы.

— Проклясть проклятого? Видно, совсем разум потеряла. Чей пацан? Он не из ваших.

— Нашшшш, — упрямилась Баба. — Не тронь.

— Заберу с собой. Как вспомнишь чья ладанка — верну оборванца.

Схватил Рона под руку, как паршивого щенка, и потащил на улицу. Мальчишка брыкался, кусался, орал, но Черный Волк нес его в сторону своего лагеря. Надо было дать ему сдохнуть, тогда бы он Бабу так не напугал и Рона не утащил. Что, если поймет что это мальчик ладанку обронил, что, если не захочет таких, как он сам, рядом терпеть и уничтожить захочет?