Осман. Хей, Осман!

В день шестой Михал Гази спросил Османа, не хочет ли тот пригласить шейха Эдебали к себе для беседы с глазу на глаз.

— Без тебя? — спросил Осман. И в голосе его слышались неуверенность и некая выжидательность.

— Полагаю, я при вашей беседе не нужен, — отвечал Михал обыденно. — Да ведь шейху я не по душе. Не хочу дразнить его понапрасну…

Раздражение и разочарование охватили душу Османа… «Ничего не случится, ничего не случится, ничего не случится…» — билось в голове, позвякивало, будто бляшка на упряжи конской — под ветерком… А вслух Осман вдруг спросил:

— О чём же мне говорить с ним?

— Попробуй узнать, что он думает о выступлении против византийцев, да и обо мне, уж заодно…

— Он не любит тебя, ты сам знаешь, — глухим сделался голос Османа.

— Не любит, да. Но сколько же времени это возможно: не любить и бездействовать? Быть может, и он решится наконец убить меня, подослать убийц наёмных, или другое что… — Михал равнодушно замолк…

«Нет, случится!» — ударило в уме Османовом… Но более ничего не сказал…

Пригласил шейха для беседы с глазу на глаз. Услышал от него именно то, что и ожидал услышать. Шейх Эдебали настаивал, жёстко стоял на своём; говорил, что прежде всего нужно удалить всех неверных из числа полководцев Османа…

— Какое же это войско борцов за веру, если неверные заправляют в нём?! — Эдебали приподымал руки.

— Если ты говоришь о Михале Гази, то ведь он принял правую веру, — заметил Осман, будто нехотя. Спорить с шейхом и вправду вовсе не хотелось… Осман снова сомневался, понимал, сознавал, что обретается в этом томительном ожидании, выжидании…

— Все эти греки, они хитры! — заговорил старик горячо. — Нет в них искренности истинных верных. Нет, истинный правоверный — тот, кто родился от правоверных родителей!.. Все прочие — лжецы!..

— А как же отец Мальхун Хатун, старшей моей супруги? — полюбопытствовал Осман. — Ты ведь хорошо знаешь его, не так давно умер он, и память о нём сохранилась добрая…

— Я не стану говорить о мёртвых, — сказал шейх. — Скажу тебе только одно: истинному столпу веры правой не следует полагать старшей женщиной своего дома дочь обращённого, в ущерб дочери верного!.. — Шейх Эдебали замолчал сумрачно; с видом человека, исполнившего свой долг, пусть и во вред себе…

Сотни злых и жёстких слов готовы были сорваться с языка, но Осман, ощущая внезапное одеревенение губ, произнёс сдержанно:

— Я обдумаю сказанное тобой…

Шейх не выказал радостного удовлетворения, лишь вздохнул.

— Позволь мне проститься с дочерью, — попросил вдруг. Почтительность звучала в голосе.

— Проститься? — переспросил Осман, молясь в душе о том, чтобы уж в его-то голосе не слышалась радость!

— Да, султан Гази, — проститься. Я хотел бы уехать в Итбурну и пробыть там некоторое время. Видно, старость всё же начинает одолевать меня, скудаюсь здоровьем, скудаюсь… Позволь мне, султан Гази, проститься с дочерью…

Осман немного опустил голову, узоры ковра приблизились к его глазам:

— Ты просишь у меня дозволения тебе проститься с твоей дочерью, моей супругой, но отчего ты не спрашиваешь, согласен ли я отпустить тебя в Итбурну?

— Оттого что показалось мне, будто я, старик, сделался помехой делам и замыслам твоим…

— Ты — мой тесть, — отвечал Осман уклончиво.

— Я прошу у тебя дозволения уехать в Итбурну…

— Я дозволяю. Но через две седмицы воротись. Я так приказываю. Ты мне нужен.

«Пусть он будет у меня на глазах! — думалось Осману. — Не хочу, чтобы он вдали от меня строил козни…»

— Чуется мне, что я болен, — проговорил шейх.

— Лишь две седмицы дозволяю тебе пробыть в Итбурну. И с дочерью своей простись при мне. Прежние её служанки пусть отправятся также в Итбурну. Мальхун Хатун, моя старшая супруга, подберёт ей новых…

На этот раз Эдебали согласился без споров… «Шейх знает, что я не доверяю ему, но ведь он знает это давно!..»

Мальхун передали приказание Османа подобрать служанок для Рабии. Сам он так ещё и не повидался с Мальхун после своего второго бракосочетания. Мальхун просила передать мужу-султану, что примется тотчас собирать служанок для Рабии. Осман был доволен. Его посланный передавал приказание султана для Мальхун через её старую доверенную прислужницу, сама султанша не выходила, конечно, к посланному, а доверенная её прислужница выходила, закрыв лицо покрывалом… Осман задержал посланного, отдал ему шкатулку, деревянный резной ящичек, куда вложил два золотых кольца с красными драгоценными камнями, большими рубинами. Велел отнести в покои Мальхун, отдать её довереннице…

Присутствовал во время прощания шейха с дочерью. Рабия встала перед отцом, низко опустив голову, молчала. Шейх Эдебали сурово наставлял её, сумрачно поучал, велел повиноваться мужу во всём…

— Я повторю тебе, дочь, из четвёртой суры Пророка: