Осман. Хей, Осман!

Быстро составилась процессия невесты. Обе процессии — жениха и невесты — отправились порознь в церковь, где священник должен был совершить обряд венчания… Покамест это происходило, старейшины сельские угощали Османа и Михала и вели с ними беседу. Многое Осман понимал уже и без толмача. Старейшины говорили, что многие их родичи, остающиеся под властью болгарского царя, мечтают о том, чтобы очутиться под рукою Османа, под его властью…

— Так и будет, — говорил Осман, — так и будет! Если не я, то мои потомки уж наверняка избавят всех христиан, и болгар, и греков, и сербов, от власти их правителей!..

Так оно и произошло впоследствии. И греки, и болгары, и сербы сделались свободны от власти своих правителей больших, царей, князей, императоров; равно как и от власти владетелей малых… Потомки Османа ценили людей не за их происхождение, но по их деяниям… Многие болгарские, сербские, греческие аристократы пали в битвах, сражаясь с войсками ближайших потомков Османа за сохранение своих привилегий и своей власти. Другие приняли правую веру и сделались важными лицами при дворах сыновей и внуков и правнуков Османа. Третьи впали в крайнюю бедность; дочери их отданы были замуж за простых пастухов и погонщиков волов; потомки Кантакузинов и Палеологов принуждены были обрабатывать землю, так же, как их бывшие подданные, простые земледельцы… Впрочем, подобное освобождение отнюдь не пошло на пользу ни грекам, ни болгарам, ни сербам. Вероятно, в какие-то времена аристократия необходима для правильного развития культуры. Во всяком случае, когда разрушилась держава потомков Османа, греки, болгары, сербы, гэги и тоски до такой степени отстали в культурном своём развитии от западных европейцев, что уже никогда более не сравнялись с ними, а ведь когда-то греки даже опережали их! Но время процветания миновало навеки. И поныне все балканцы, и греки, и болгары, и прочие, всего лишь провинциалы культуры в сравнении с французами, англичанами, немцами…

Наутро после свадебного торжества полагалось подносить подарки молодым. У очага большого сидел с важным видом старый глава задруги, белобородый дед Дичо. Молодая засучила рукава, скорыми движениями просеяла муку хорошую и замесила тесто. Скоро-скоро смастерила лепёшки, ножичком малым наколола узоры. Испекла лепёшки на углях, сложила лепёшки испечённые на большое плоское блюдо деревянное. Важно поднялся старик, своими руками принёс деревянную миску с мёдом, густым, прозрачным, как слеза; деревянная ложка колом стояла… Молодая брала лепёшку, клала поверх из ложки густой мёд и раздавала медовые лепёшки домашним… Первому — с поклоном — поднесла Осману, за ним — Михалу, спутникам их. После поднесла лепёшку деду Дичо, а после — всем прочим родичам — по старшинству… Последнему поднесла своему молодому мужу…

Старик снова поднялся со своего места.

— Что? — спросил он. — Сладко ли вам?

— Сладко, сладко! — зашумели.

— Пусть таким же сладким будет вам и всякое слово, какое скажет наша Рада! — Дед Дичо указал торжественно на потупившуюся молодоженку. — Как имя её вспомянете, пусть на сердце у вас делается сладко! — Произнеся эти слова, обратился старик к Раде и сказал так: — Спасибо тебе, дочка за то, что усладила наши сердца в это утро! Живи долгие, долгие годы, о задруге нашей радей. Трудись, веселись!.. — Он вынул из-за пазухи ожерелье из монет золотых старинных и надел на шею Рады. — Пусть доброта твоего сердца не ржавеет, не пропадает, как не заржавело во времени многом это золото!..

Молодая женщина поклонилась старику и поцеловала его руку. Стали подносить подарки, приходили свои и чужие. Дарили молодым многое, нужное, — одеяла, одежду… Подносили красивые чаши, иные серебряные; пояса, украшенные золотыми пряжками, усаженными гранатами… Но дар Османа все дары превзошёл! Он поднёс молодым золотое чеканное блюдо, наполненное бирюзой, сердоликами, рубинами…

Тем и завершилось гостеванье Османово у его болгарских подданных…

* * *

Далее поезд Османа продвигался землями, населёнными греками. Приметил Осман, что греки ходят куда пригляднее болгар. Мужчины — в чёрных бархатных шапках, обшитых золотым шнуром; а многие женщины по праздникам и вовсе роскошно — в золоте и шёлке…

Осман поглядывал на Михала; среди болгар Михал весел был; а теперь, среди соплеменников отца своего, не то чтобы сделался грустен или сумрачен, но словно бы призадумался… И Осман и Михал знали, отчего эта печаль, знали!..

Много занимало Османа греческое духовенство, ведь он с юности знавал греков-церковников. В храмах Осман разглядывал пристально иконы, не смущался входить в храмы неверных. Рассматривал Осман дорогие золотые оклады, в которых икона гляделась вся в золоте, видны были только головы матери пророка Исы и самого его в образе ребёнка… Осман беседовал с греческими церковниками. Однажды присутствовал при диспуте о крещении. Прения духовных лиц греков-христиан напомнили ему Конью, молодость… Один из спорящих священников доказывал: