Османец

— Ты сошёл с ума? — крикнул он, обращаясь к Пертав-паше. — Или ты думаешь, что султан не узнает об этом?

— Султан уже знает об этом, — хитро ответил Пертав.

Энтони нахмурился, и сердце у него похолодело.

— Мне была дана вся полнота власти! — завопил он.

— Действительно, это так, Хоук-паша, но до момента сдачи Фамагусты. По указу султана Мустафа-паша вновь командует флотом и армией сразу же после сдачи крепости. Султан также проинструктировал Мустафа-пашу дать венецианцам урок, да такой, чтобы весь мир знал, что с ним шутить не надо. Он доверил это мне, а я очень опытен в таких делах.

— Негодяй! — крикнул Энтони и бросился на генерала.

Пертав ловко увернулся, и Хоквуда схватили полдюжины солдат. Пытаясь вытащить саблю, он получил удар по голове. Прежде чем он успел опомниться, его связали, а саблю изъяли.

— Скажи спасибо, что падишах приказал не трогать тебя, Хоук-паша, — выпалил Пертав-паша.

Энтони в отчаянии смотрел на Бригадино.

— Я прощаю тебя, Хоук-паша, — с горечью сказал Бригадино. — Но пусть эти люди сгорят в аду. — Он повернул голову, чтобы слышать душераздирающие крики, доносящиеся с берега, посмотрел на Пертав-пащу и произнёс: — Если ты снесёшь мне голову, то избавишь меня от позора бесчестия.

Пертав ухмыльнулся.

— Твой пример будет вселять ужас в сердце всего христианского мира, сударь, — сказал он. — Кроме того, это доставит нам удовольствие.

Бригадино побледнел и взглянул на Хоквуда, который всё ещё не мог поверить, что Селим предал его.

— Приготовьте его к освежеванию, — приказал Пертав-паша.

Бригадино в ужасе выдохнул, но сделать ничего не мог. Когда турки сдирали с него одежду, Энтони тщетно боролся с верёвками, скрутившими его.

— Пиале! — взывал он. — Этот человек мужественно Сражался с тобой. Разве ты можешь замучить его до смерти?

— Такова воля султана, — сказал Пиале-паща и отдал приказ: — Отрезать ему уши.

Бригадино бросили в кресло, и два ножа сверкнули в лучах солнца. Кусочки плоти упали на палубу, и кровь потекла по лицу Бригадино. Он издал стон.

— Теперь нос, — улыбаясь продолжал Пертав-паша.

— Пертав, — молил Энтони. — Проси меня о чём хочешь. Ты получишь всё, только отруби ему голову как можно быстрее.

— У тебя нет ничего, чего бы я пожелал, Хоук-паша, — бросил Пертав-паша. — К тому же я выполняю приказ падишаха.

Нос Бригадино упал на палубу...

Скупая слеза скатилась по щеке венецианца. Он знал, что будет далее. Бригадино был распростёрт на палубе и кастрирован. Тело его ходило ходуном, кровавая пена выступила на губах, когда он закусил их, чтобы не закричать.

— Содрать с него кожу, — приказал Пертав-паша.

Энтони хотел отвернуться, но не мог. Он знал, что эта картина навсегда запечатлеется в его памяти.

Два хирурга, доставленные на борт корабля специально для этой цели, работали очень тщательно. Сначала они вскрыли кожу острыми бритвами, как ножами, затем отслоили её лишь надрезая, но оставляя нетронутой.

Бригадино больше не мог противостоять боли, он закричал невнятно, голосом высоким и ужасающим. Время от времени он терял сознание, и моряки лили воду ему на голову, чтобы привести его в чувство.

Энтони мечтал только об одном: потерять сознание.

Освежевание заняло два часа. Пертав-паша потребовал шербет. Вместе с Пиале-пашой они спокойно потягивали напиток, наблюдая за муками пленника. Они предложили Хоквуду шербет, но он плюнул в их сторону.

С берега доносились душераздирающие крики мужчин и женщин. Но никто из них не страдал так, как их генерал.

Энтони был в смятении чувств. Физически он не чувствовал себя больным, но его снедали гнев и ненависть к самому себе за то, что действовал заодно с этими людьми.

Действовал? У него был небольшой выбор, к тому же сделанный больше века назад его блистательными предками.

Джоном Хоквудом, который построил пушку, чтобы пробить стены Константинополя.

Энтони Хоквудом, который был другом человека, прозванного Кровопийцей.

Вильямом Хоквудом, который безоговорочно выполнял любые приказы Селима Грозного и Сулеймана Великолепного.

Гарри Хоквудом, который вынес знамя султана в Атлантику и был умерщвлён за свою преданность.

И теперь им самим, Энтони Хоквудом-младшим, который не мечтал ни о чём другом, кроме как служить султану по примеру своих предшественников. Вправе ли он заявлять, что лучше всех остальных? Наверное, да, решил Энтони. «Потому что я никогда не нарушал слова и никогда не мучил человека до смерти».

Когда наконец кожа была снята и на палубе осталось только кровавое месиво, Пертав-паша захлопал в ладоши.

— Хорошая работа, — сказал он. — Промойте хорошенько кожу, набейте соломой и зашейте. В Истанбул мы вернёмся с венецианцем, развевающимся на моей нок-рее.

— А что делать с этим, мой господин? — спросил хирург, глядя на массу шевелящейся кровавой плоти: какое-то мычание всё ещё исходило из разорванных губ.

— Отрежьте голову и сохраните её. Я водружу её на шест. Всё остальное выбросите на корм рыбам.