Основания девятнадцатого столетия

Сомнение в существовании поэта Гомера едва ли даст буду­щим поколениям благоприятное представление о больших ум­ственных способностях нашей эпохи. Прошло ровно сто лет с тех пор, когда Ф. А. Вольф выдвинул свою гипотезу. С того времени наши неоалександрийцы добросовестно вынюхивали и раскапывали дальше, пока не выяснили, что Гомер — это коллективный псевдоним, а «Илиада» и «Одиссея» — не что иное, как ловко склеенные и вновь отредактированные произ­ведения различных поэтов. Кем склеенные и так замечательно отредактированные? Ну, естественно, учеными–филологами, предшественниками нынешних! Можно только удивляться, что, имея таких умнейших критиков, эти господа не потруди­лись, дабы склеить для нас, бедных, новую «Илиаду»: песен сейчас достаточно, в том числе чудесных народных песен. Но, видимо, не хватает клейстера, клейстера из мозгов. Самыми компетентными судьями в этом вопросе являются, очевидно, поэты, великие поэты. Филолог склеивает чашу, отданную на произвол столетий. Конгениальный взгляд поэта проникает до сердцевины и видит индивидуальный творческий процесс. Шиллер с безошибочной инстинктивной уверенностью объя­вил утверждение, что «Илиада» и «Одиссея» не во всех основ­ных чертах являются произведением одного–единственного человека с искрой Божией, «просто варварским». В своем вол­нении он заходит так далеко, что называет Вольфа «глупым чертом»! Не менее интересно суждение Гёте. Его прославлен­ная объективность выразилась также и в том, что он отдавался без сопротивления на волю впечатления. Большие заслуги Вольфа в филологии и много правильных мыслей в его рассуж­дениях очаровали великого поэта. Он был убежден в правоте Вольфа и открыто это объявил. Однако позже, когда Гёте смог подробно заняться стихами Гомера — и рассматривал эти про­изведения уже не с историко–филологической точки зрения, а с чисто поэтической — он отказался от своего поспешного одоб­рения «субъективной чепухи» (как он это назвал), так как он знал теперь точно: за этим произведением стоит «чудесное единство, одно–единственное высокое творческое чувство».²⁷

Филологи также, своими путями, пришли к тому же результа­ту, и Гомер вступает еще более великим, чем когда–либо, в XX столетие, в четвертое тысячелетие своей славы.

²⁸

Потому что наряду с большим количеством филологизированных насекомых Германия произвела здоровое поколение поистине великих исследователей языка и литературы. К ним относится и Ф. А. Вольф. Он никогда не договаривался до по­следних нелепых представлений, что великое произведение искусства может получиться благодаря взаимодействию многих небольших людей или непосредственно из темного сознания массы, и он был бы первым, кто с удовлетворением заметил конечный успех продолжительных научных исследований. Даже в том случае, если бы такой великий гений, как Гомер, стал заниматься работой по ремонту и украшению дру­гих произведений — предположение почти абсурдное — то история искусства учит, что настоящая личность сопротивляется любому подражанию. Чем больше проводилось критических исследований в XIX веке, тем больше должен был при­знавать каждый добросовестный исследователь, что даже самые значительные подражания, дополнения, реставрации эпоса Гомера отличались от него тем, что ни одно из них даже отдаленно не достигало уровня выдающегося гения. Изуродо­ванные многочисленными недоразумениями, опечатками, еще более так называемыми улучшениями неистребимых ум­ников и интерполяциями доброжелательных эпигонов, эти стихи все больше свидетельствуют (как раз чем более четко проступает пестрота их сегодняшней формы благодаря поли­ровке исследователей) о несравнимой, божественной, изобразительной силе первоначального художника. Какая неслыхан­ная сила красоты была присуща произведениям, которые в течение столетий так успешно могли сопротивляться не­управляемым социальным обстоятельствам, а затем еще дол­гое время оскверняющему натиску ограниченности, посредст­венности и псевдогениальности, что даже сегодня из этих руин вечно юного чуда художественного совершенства, как добрая фея нашей собственной культуры, встречаются с нами лицом к лицу! Одновременно и другие исследования, которые шли по своему, независимому пути, — исследования истории и мифологии — привели к уверенному заключению, что Го­мер был исторической личностью. Выяснилось, что как сага, так и миф в этих произведениях были построены очень сво­бодно и по определенным принципам сознательного художе­ственного оформления.