Основы этнополитики

Ответа авторы не дают (да и вопрос такой не ставят), но он в их книге существует объективно. Его дает археология, позволяющая, во-первых, увязывать памятники той или иной культуры с определенной расой, определенным этносом, а во-вторых — четко их локализовать и датировать. Именно этим проверенным и надежным путем шли Балановские, определяя границы европейского и азиатского генофонда на разных этапах верхнего палеолита (см. главку «Генофонд и культура»). Судя по предложенными ими картам, рождение славянской мтДНК не могло произойти нигде, кроме как на пространстве Европы. Ибо здесь не только проходил расогенез европеоида вообще, но и явно находился эпицентр этого расогенеза. Это важный вывод, но он взывает к конкретизации: где именно в Европе это произошло.

Что ж, для ответа на данный вопрос, надо экстраполировать тот же метод, хорошо себя зарекомендовавший, на более поздние времена. Что и было в свое время блестяще выполнено многими учеными, исследовавшими бесчисленные памятники культуры, сохранившиеся в земле.

Основной их вывод (повторю его еще раз) состоит в том, что славяне первоначально сложились как этнос в начале I тысячелетия н. э. «на огромной территории от Левобережья Среднего Днепра до Эльбы, от Померании, Лужиц и Бреста до Закарпатья, Приднестровья и Нижнего Днепра». Что проявилось и сохранилось до наших дней в виде единой на этом пространстве культуры «полей погребальных урн». А также отчасти в «языке земли» — топонимике. Хотя второй критерий менее надежен и носит вспомогательный характер, поскольку те или иные географические называния не обязательно давались этносом, доминирующим в ареале. И вообще, глоттогенез порой помогает нам разобраться в этногенезе, а порой может и помешать, но в любом случае не может его собой подменить.

Итак, прошло примерно 28 тысяч лет, прежде чем биологическая предпосылка славянского этноса материализовалась в отчетливо выраженную славянскую этничность. Весь этот процесс ни на одном из своих этапов не выходил за географические рамки Европы. Об этом, опять же, свидетельствует археология, выявляющая генезис тех элементов, из которых складывалась вышеупомянутая культура (см. предыдущую главку) и которые по отношению к ней выступают как первоначальные.

Первоначальная форма существования славян, после того, как неизбежный процесс дивергенции разложил посткроманьонскую ностратическую общность на индевропейские этносы[690], — славянские роды и племена. Ряд из них принял участие в собственно русском этногенезе. Это, с одной стороны, потомки антов, а с другой — племена, которые мы называем летописными.

Процессы как славянского, так и русского этногенеза происходили не без участия иноэтнических субстратов, в первую очередь — финского (на востоке, отчасти на севере и в центре Русской равнины), литовского (в центре и на западе), иранского и фракийского (на юге). Нужно правильно понимать сущность и масштабы этого участия. На мой взгляд, Балановские искусственно гипертрофировали его до невозможности, объявив финский субстрат чуть ли не конституирующим элементом русскости. Хотя наличие его в русском генофонде на севере просматривается лишь фрагментарно, а на западе и юге и вовсе отсутствует.

Противореча основному пафосу своей книги, Балановские сами же признают: «Однако это направление «запад<=>восток» так и не стало главным сценарием русского генофонда, не сумело превозмочь различия между севером и югом… В других главах… мы видели, что генофонд Русского Севера нельзя рассматривать только как наследство от финно-угров: он часто тяготеет к западным территориям, и скорее всего, к самому древнему палеоевропейскому пласту генофонда Европы» (288).

Нужно правильно понимать сказанное: палеоевропейский пласт являлся в той же мере протофинским или протолитовским, в какой и протославянским. Это во-первых. А во-вторых, судя по археологическим данным, на территориях, предназначенных историей к ославяниванию, финский субстрат существовал по большей части в виде небольших родов (даже не племен, не то что народов), редко распределенных по берегам водоемов и далеко отстоящих друг от друга. Оставив свой след в славянском генофонде, они не сделали его качественно иным, неславянским; субстрат растворился в суперстрате.

К сожалению, произвольное ограничение якобы «исконного» ареала исследования не позволило включить в анализ многие действительно исконные земли русского генофонда, где обитали летописные племена, чей генофонд также был для нас определяющим: дреговичи, уличи, тиверцы, радимичи, хорваты, дулебы (волыняне). В этом мне видится одна из главных причин искажения общей картины, нарушения истинных пропорций, позволившего так преувеличить роль финского субстрата, как это сделали авторы.