Основы философии (о теле, о человеке, о гражданине). Человеческая природа. О свободе и необходимости. Левиафан

О школах евреев. В древности, как до пришествия нашего Спасителя, так и после него, имелись также школы среди евреев, но это были школы, в которых толковался их закон. Ибо хотя эти школы назывались синагогами, т. е. собраниями народа, однако, поскольку в них каждую субботу читался, объяснялся и толковался закон, они не по характеру своему, а лишь по имени отличались от публичных школ, причем такие школы имелись не в одном Иерусалиме, а и в каждом языческом городе, где имелось еврейское население. Такая школа была в Дамаске, в которую Павел вошел в целях преследования христиан[221]

. Другие были в Антиохии, Икопии и Фессалониках, куда апостол Павел вошел, чтобы диспутировать. Такова была синагога либертинцев, киренейцев, александрийцев и киликийцев и евреев из Азии, т. е. школа либертинцев и евреев, бывших чужестранцами в Иерусалиме. Из этой-то школы были те, кто вступил в спор со св. Стефаном (Деян. 6, 9).

Школы греков не принесли никакой пользы. Какова, однако, была польза этих школ? Какое знание приобретаем мы в наши дни благодаря чтению книг этих философов и вызванным ими спорам? Тем, что мы имеем из геометрии, которая является матерью всех естественных наук, мы не обязаны этим школам. Платон, величайший из греческих философов, не принимал в свою школу тех, кто не был уже в той или иной мере знаком с геометрией. Были многие, занимавшиеся этой наукой к величайшему благу человеческого рода, но нигде не упоминается о школах геометров, и не было никакого особого направления геометров, и не назывались они философами. Естественная философия (natural philosophy) тех школ была скорее фантазией, чем наукой, и излагалась она бессмысленным языком, что неизбежно для тех, кто хочет учить философию, не приобретя предварительно больших знаний в геометрии. Ибо природа действует посредством движения, пути и степени которого не могут быть исследованы без знания пропорций и свойств линий и фигур. Их моральная философия есть лишь описание их собственных страстей. Ибо правило нравственности вне гражданского государства есть естественный закон, а внутри такого государства – гражданский закон. Именно эти законы определяют, что честно и бесчестно, справедливо

и несправедливо и вообще что есть добро и зло

, между тем как каждая ил указанных школ провозглашает правилом добра и зла свое собственное нравится

и не нравится. Последнее означает, что в вопросах морали при огромном разнообразии вкусов людей нет ничего общеобязательного и каждый может делать то, что ему лично представляется добром, а это должно вести к ниспровержению государства. Их логика, которая должна была бы быть методом рассуждения, представляет собой лишь мудрствование над словами и всякие трюки, придуманные с целью сбить с толку тех, кто мог бы разоблачить их софизмы. Одним словом, нет такой нелепости, которой не придерживались бы некоторые из древних философов, как говорит Цицерон, который сам принадлежал к этим философам. И я полагаю, что вряд ли может быть сказано что-нибудь более нелепое о естественной философии, чем то, что мы находим в так называемой аристотелевской «Метафизике», или что-нибудь более враждебное государству, чем многое из того, что сказано в его «Политике», или что-нибудь более невежественное, чем большая часть его «Этики»[222].

Не принесли никакой пользы и школы евреев. Школа евреев была вначале школой закона Моисея, который завещал (Втор. 31, 10), чтобы этот закон читался перед всем народом каждый раз по прошествии семи лет, в праздник Кущей, дабы народ слушал и учился. Поэтому чтение закона каждую субботу, что вошло в обычай после плена, не должно было иметь другой цели, кроме как ознакомить народ с теми заповедями, которым он обязан был повиноваться, и объяснить ему писания пророков. Но евреи, как это явствует из многих упреков нашего Спасителя по их адресу, исказили текст закона своими ложными комментариями и бессмысленными традициями и так мало понимали пророков, что не признали ни Христа, ни совершенных им деяний, о чем пророчествовали пророки. Таким образом, они своими лекциями и диспутами в синагогах превратили изучение своего закона в фантастический род философии относительно непостижимой природы бога и духов, в философию, составленную из философии и теологии греков, смешанной с их собственными фантазиями, почерпнутыми из наиболее темных мест Писания, которые легко было истолковать в желательном для них смысле, а также из фантастических преданий их предков.