Основы философии (о теле, о человеке, о гражданине). Человеческая природа. О свободе и необходимости. Левиафан

А. Очень многое в вопросах, касающихся природы Бога и состояния человеческой души после смерти на небе, в аду и чистилище; а вы знаете, как и всякий иной, какое повиновение внушается этим простому народу и сколько денег добывается этим у него. Поскольку Аристотель утверждает, что душа человека – первый двигатель тела, а следовательно, самой себя, они используют это в учении о

свободной воле. Как и что они приобретают этим, я, право, не скажу. Аристотель утверждает далее, что многие вещи появляются в этом мире не по необходимости причин, а случайно, непреднамеренно

и по счастью.

Б. Мне думается, что этим они заставляют Бога праздно стоять в стороне и быть просто зрителем игрищ фортуны. Ибо должно возникать то, причиной чего является Бог, и (по моему мнению) ничто кроме. Но поскольку должна быть какая-то основа для справедливости вечных мучений осужденных, это, возможно, ведет к мнению, что (как они думают) воля и склонности людей находятся не в руке Божьей, но в их собственных. А в этом я вижу также нечто ведущее к власти церкви.

А. Мало того, они не только верили Аристотелю, но там, где его мнение противоречило их взглядам, могли пренебречь им. Если он говорит, что что-либо невозможно, они могут достаточно убедительно доказать, что оно возможно, исходя из всемогущества Бога, который может заставить много тел находиться в одном и том же месте, а одно тело – во многих местах в одно и то же время, если только этого требует учение о транссубстанции, хотя Аристотель это и отрицает. Мне не нравится намерение превратить религию в практическое знание, в то время как она должна быть законом, хотя и не одним и тем же во всех странах, но все же неоспоримым. Мне не нравится ни то, что они не учат ей, как следует учить знанию, показывая сначала смысл ее терминов, а затем выводя из них истину, верить в которую они хотели бы нас заставить; ни то, что употребляемые ими термины большей частью непостижимы, хотя для того, чтобы казалось, что виной этому скорее недостаток знаний у читателя, чем недостаток честности в них самих, они используют в качество этих термином большой частью латинские и греческие слова, несколько искаженные и духе родного языка тех стран, где они употребляются. Но более всего нетерпимо то, что духовенство заставляют поступать так, как будто оно во все это верит, если только оно хочет получить повышение по службе, ключи к которому находятся в руках папы. Простые же люди, сколь ни верят они в эти утонченные учения, никогда не оцениваются за эти свои знания как лучшие сыны Божьи. Для них есть только один путь к спасению – чрезвычайная преданность и щедрость по отношению к церкви и готовность, если потребуется, во имя церкви бороться против своих естественных и законных правителей.

Б. Я понимаю, как они используют логику, физику и метафизику Аристотеля, но я не могу еще понять, как может служить им его политика.

А.

Я тоже. Мне думается, что она не принесла им пользы, хотя и причинила нам здесь много вреда. Ибо люди, устав наконец от наглости попов и исследуя истинность навязываемых им доктрин, начали доискиваться смысла Писания, как оно выражено на классических языках, а следовательно (изучая греческий и латынь), познакомились с демократическими принципами Аристотеля и Цицерона. Полюбив их красноречие, они полюбили и их политику и увлекались ею все более и более, пока любовь эта не переросла в восстание, о котором мы говорим сейчас. Это не принесло римской церкви иной пользы, кроме той, что ослабила нас, т. е. тех, кого они постоянно пытались снова подчинить со времени Генриха VIII, когда мы вырвались из их сетей.

Б. Что приобрели они, обучая этике Аристотеля?

А. Им несколько благоприятствует то, что ни аристотелевская, ни какая-либо другая мораль не приносит ни им вреда, ни нам пользы. Их учения породили длительные споры о добродетели и пороке, но не дали ни знания о том, что это такое, ни способа достижения добродетели или избежания порока. Цель моральной философии – учить всех людей их обязанностям по отношению к обществу и друг к другу. Они же оценивали добродетель частью по умеренности человеческих страстей, а частью по тому, что именно хвалят в поступках. В то же время не Много или Мало делает поступок добродетельным, а мотив и не Много или Мало делает его порочным, а несоответствие законам, которым подчинены совершившие его, или несоответствие его общечеловеческой справедливости или милосердию.

Б. Мне кажется, что вы проводите различие между этикой подданных и этикой суверенов.