Основы языческого миропонимания

В этой фольклорной притче заложен глубокий социальный смысл, свидетельствующий о том, что в истории человечества был период, когда преимущественное право на жизнь имели лишь физически полноценные члены коллектива, способные добывать пищу, защищать соплеменников от врагов, производить здоровое потомство. Но затем, с дальнейшим развитием социума, пришло понимание, что без опыта, знания и мудрости, носителями которых являлось старшее поколение, общество не способно выжить. Тем не менее, пережитки геронтоцида сохранились у многих народов до этнографической современности.

2. Юридическая равноправность в сибирском язычестве человека и богочтимого духа, что, пожалуй, более всего поражало и даже шокировало ревнителей христианской веры. Отношения между человеком и духом у сибирских язычников строились по принципу обоюдной выгоды и носили во многом договорной характер: я (человек) приношу тебе жертву, сопровождаемую определенной просьбой, за что ты (божество, дух) обязан оградить меня от напастей и обеспечить хороший промысел. Или наоборот: я (божество, дух) ниспосылаю тебе (человеку) те или иные блага, каковые ты должен оплатить мне жертвенными дарами, словесными благодарностями и восхвалениями. Нарушение этой договоренности той или иной стороной воспринималось как бесчестный поступок, заслуживающий осуждения или даже физического наказания.

По наблюдениям А. И. Андреева, прожившего несколько лет среди туруханских самоедов (вторая половина XVIII в.), последние, отправляясь на промысел, в жертву своим «болванам… колют оленей, прыщут рыбным жиром в огонь и над дымом держат тех болванчиков, мажут горячей кровью убитого оленя, одевают снятою с оленя кожею и возят на особых санках; и когда промысел бывает хорош, то и более украшают, одевая разного рода звериными кожами; а когда неудачен, то привязав за шею веревку, таскают по полю за санками, бросают в огонь или в воду, а потом заводят других» (Андреев А. И., 1947. С. 90).

У остяков, замечает К. Ф. Карьялайнен, «если дух высказывает упрямство, небрежно и равнодушно относится к делам своего хозяина, тот может его наказать: оставить голодным, не угощая его то или иное время, наказать физически или даже изгнать вообще» (Karjalainen K. F., 1921. S. 21–22). При спорности наказания обиженный божок мог обратиться с жалобой к божеству более высокого ранга, которое решало, прав обидчик или нет. Если не прав, то вышестоящий дух мог наслать на него болезнь или даже смерть.

Былинный остяцкий богатырь Сонгхуш разрубил надвое и сжег на костре главного своего идола за то, что тот, несмотря на многие приношения и постройку нескольких жертвенных амбаров, изобилующих пушниной и другими ценностями, не дал бездетному дарителю наследника, которого он просил (Ра1капоу 3., 1900. 3. 39).

Вогульский князь Сатика, когда у него, несмотря на многие жертвы божествам, умерли два любимых сына, «прыем секеру и сокрушы многия идолы; приближыся же сам с вышше устроенным намирением к первоначальному своему кумиру и егда хотще сокрушить, от народа молим бысть и, неким мздовоздаянием утолим, остави сего» (Новиц-кий Гр., 1941. С. 82).

Таежные западносибирские аборигены, к ужасу православных священников, распространили этот языческий правеж на христианские иконы и иные святыни. Известно, например, что вогул Кирилл Калишин из Махтыльских юрт стрелял из ружья в Георгиевскую часовню, осерчав на великомученика Георгия за то, что этот святой будто бы умертвил его сына-младенца. Вогулка Акилина Дунайкина, обидевшись за что-то на «русского бога», бросила с бранными словами образ Спасителя на землю и растоптала ногами (Павловский В., 1907. С. 217). Подобных случаев в Сибири было великое множество. Православные служители церкви зачастую старались их попросту не замечать, потому что толку от репрессивных воздействий не было никакого. Аборигены просто не понимали, в чем, собственно, состоит их вина.

Следует особо оговорить, что вышеописанное отношение к идолам и иконам наиболее наглядно прослеживается в угро-самодийской среде. По остальным сибирским народам сведения более скудны или менее четки. Возможно, некоторые из сибирских этносов несколько «не доросли» до столь высоких форм «равноправия» человека и духа или, наоборот, «переросли» этот уровень в сторону большего богопочитания (алтае-саянские тюрки?). Впрочем, этот вопрос никогда не разрабатывался в целом, и поэтому какие бы то ни было категорические суждения на сей счет пока преждевременны.