Основы изучения языкового менталитета: учебное пособие

2. Интерпретационный компонент национальной специфики в грамматике языка. Точно так же, как и при анализе национального своеобразия в лексике, для выявления национальной специфики грамматической системы (и на уровне морфологии, и в синтаксисе) можно выделить несколько параметров, принципов сопоставления, по которым выясняются различия в способах представления того или иного содержания в грамматиках данных языков.

2.1. Количество членов грамматической категории. Традиционно в грамматической теории, сложившейся в рамках системно-структурного подхода к изучению языка, считается, что количество членов той или иной категории является фактом, содержательно не интерпретируемым, так как это всецело обусловлено формально-структурными закономерностями внутрисистемного характера языка. Однако если расхождение между количеством членов той или иной категории весьма значительно, это не может не иметь какого-либо концептуально значимого основания.

Рассмотрим, к примеру, категорию падежа. Существует определенное число типовых отношений между явлениями, отраженных в падежной системе: инструментальное, адресат, партитив, локатив и др. – до 30. В идеале каждому из этих типов можно приписать отдельную падежную форму: тогда у нас будет порядка 30 падежей. Но можно и провести обобщение: скажем, за одной формой родительного падежа закрепить несколько значений – субъектный, объектный, партитивный, принадлежности, объединив по степени общности. В первом случае это финно-угорские языки, во втором – русский, латинский. Можно вообще еще более укрупнить категорию, сохранив противопоставление субъекта и всех остальных участников события: тогда у нас вариант английского языка.

Можно сказать, что это чисто формальные различия, поскольку любое значение можно выразить средствами любого языка. Однако содержательно релевантным может быть, во-первых, сам характер объединения падежных функций в одну форму. Так, английский вариант явно демонстрирует концептуальную выделенность субъекта и его противопоставленность всему не-субъектному, что свидетельствует о представлении данного этноса о приоритетной роли агенса, субъекта, активного деятеля в мире. Напротив, в русском языке субъект часто выражается косвенными падежами – дативом (мне больно) или генетивом

(у меня есть), что, напротив, демонстрирует некоторую ослабленность выраженности субъекта в этом языке.

Во-вторых, содержательно релевантным является мера дробности, расчлененности значений категории. Если в языке каждому падежному значению приписана отдельная форма (от 14 до 30 падежей), значит, для носителей данного языка по тем или иным причинам важно принципиальное различие между каждой падежной ролью, внимание к тонким нюансам в «поведении» участников ситуации. Если языки обобщают падежные роли, группируют несколько ролей в одну форму, значит, для них важны концептуальные основания для общности той или иной роли: в латыни, например, значение удаления, значение действия над объектом и значения места и времени слились в одном падеже – ablative

(отложительный), значит, объединены средство и среда действия; в русском языке то же произошло с косвенным объектом мысли / речи и местом в предложном падеже, значит, наш язык счел нужным объединить внешнюю, пространственную, и мыслительную среду действия.

Языки мира знают совершенно экзотические примеры грамматического «дробления» привычных нам грамматических категорий, выражающих место действия (падеж) или количество (число). Важно, что этому грамматическому, т. е. «формальному» факту, можно приписать и какую-либо содержательную интерпретацию. По свидетельству Э. Сепира, в языках квакиутль и нутка есть падежные суффиксы-локализаторы, конкретизирующие любое действие как происходящее на ровном берегу, в море или на скалах – при том, что большинству других языков такая конкретизация вовсе не свойственна. Это явным образом указывает на некоторые особенности среды обитания этих индейцев и их «хозяйственные» интересы. Равным образом, если мы видим, что такие понятия, как покупка; устройство празднества, во время которого едят ту или иную пищу; требование определенного дара во время церемонии инициации девушки и т. п., в языке нутка выражаются специальными грамматическими суффиксами, то единственно верным может быть лишь вывод о том, что каждое из этих действий очень типично для представителей данного племени и, следовательно, составляет важный элемент его культуры.

Этот тип корреляции можно проиллюстрировать и на примере наличия разных сериальных форм числительных для разных классов объектов в квакиутль, нутка и салишских языках, а в наибольшей степени в языке цимшиан. Данная грамматическая особенность предполагает разные способы счета и, видимо, связана с понятием собственности, которое, как мы знаем, чрезвычайно развито у индейцев западного побережья.