Основы изучения языкового менталитета: учебное пособие

Вместо заключения (языковой менталитет в русском языке начала III тысячелетия)

Не мы живем в языке, как думают многие, а язык живет в нас. Он хранит в нас нечто, что можно было бы назвать интеллектуально-духовными генами, которые переходят из поколения в поколение.

В.В. Колесов

Феномен языкового менталитета этноса не может иметь «заключения», потому что он завершится только вместе с народом, который носит его в своем сознании. Поэтому вместо заключения мы предлагаем поразмышлять о том, как же сегодня, в дни «глобализации» и «культурной экспансии», чувствует себя наш, такой исконный, такой родной языковой менталитет? Не слишком ли тяжело ему приходится под давлением всевозможных инокультурных влияний, прямых и опосредованных заимствований не только и не столько слов, сколько чуждых нам культурных ценностей и моделей поведения? Эту проблему еще в 1993 г. очертил В.В. Колесов: «К сожалению, сегодня во многом наше мыслительное пространство искривлено неорганическим вторжением чужеродных ментальных категорий. Возможно, в будущем и они войдут в общую систему наших понятий, пополняя и развивая менталитет и язык. Однако рачительное и критическое отношение к этому процессу требует компетентности и осторожности» [Колесов 1993: 124].

Одна из расхожих точек зрения на инновационные тенденции в русском языке последних лет состоит в том, что русский язык окончательно подпал под влияние «западных образцов», «погребен» под массивом многочисленных неоправданных заимствований и чуждых нам инокультурных норм речевого и невербального поведения. Однако подобная точка зрения не учитывает, что любой развитый литературный язык с богатыми культурными традициями (к каковым, безусловно, следует отнести и русский язык) располагает значительным потенциалом аккумуляции «своего» и апроприации «чужого», что в целом является залогом его дальнейшего обогащения и развития.

Указанные соображения приводят нас к попытке оценить, в какой мере инновационные тенденции в русском языке наших дней соответствуют определенным способам языковой концептуализации мира, характерным именно для русского языкового менталитета, в какой мере они ему действительно «чужеродны».

Многие исследователи писали о значимых для русского человека культурных смыслах, отраженных в семантике слов и выражений, грамматических категориях и синтаксических конструкциях обыденного языка [Вежбицкая 1997; Зализняк, Левонтина, Шмелев 2005 и др.]. Это и идея непредсказуемости мира, и идея неконтролируемости или ослабленности субъектного контроля за событием, это и своеобразие ценностной ориентации, при которой такие очевидно «общественно полезные» вещи, как, например, рациональность, амбициозность, «закрытость» внутреннего пространства от других (англ. privacy), деловитость и практичность могут оцениваться отрицательно, поскольку они иррелевантны по отношению к нравственной составляющей указанных свойств, etc. Представляется, что вполне допустимо поставить вопрос, насколько релевантны эти и многие другие черты русского «взгляда на мир», отраженного в языке, по отношению к современной языковой ситуации.

В русском языке последних лет наблюдается противостояние двух диалектически противоречивых тенденций. С одной стороны, очевидно, что, то ли под влиянием изменившихся социокультурных и коммуникативных условий, то ли под влиянием инокультурных и «иноментальных» жизненных установок, активно проникающих в современное русское концептуальное пространство, многие инновации начинают отражать несвойственные русскому языковому менталитету когнитивные, ценностные и мотивационно-прагматические ориентиры. Это отражается в многочисленных заимствованиях и новообразованиях по иноязычным моделям, в построении некоторых текстов (в основном рекламного характера) по чуждым для нашей культуры образцам, в употреблении лексических единиц, отражающих нехарактерные для традиционного русского языкового сознания идеалы и ценности (агрессивный культ силы, прагматизм, индивидуализм и пр.).