Основы изучения языкового менталитета: учебное пособие

Первое выражается в отмеченной еще В.Г. Гаком тенденции к «семантическому согласованию глагола с субъектом или объектом», когда русский язык различает, например, такие случаи: Книга на столе лежит, а Стакан на столе стоит, при том, что французский язык использует для этого одно слово mettre с обобщенной семантикой 'находится, помещается' [Гак 1966: 81 и далее]. Это создает особую смысловую емкость и образность в концептуализации ситуации русскими глагольными конструкциями.

Нами отмечены некоторые инновационные тенденции, развивающие данный тип концептуализации ситуации. Это выражается, например, в активном вхождении в речевую практику экспрессивных глагольных лексем (из жаргона или профессиональной речи), которые тем самым характеризуются значительной семантической емкостью: Ведь кто то мог пробить

ж. д и ответить мне, и не было бы никакой поездки… – Здесь глагол пробить означает не просто 'добыть некую информацию', но и имплицитно включает в себя овеществленно-метафорическое представление образа адресата действия как объекта физического воздействия + характеристику действия со стороны его субъекта 'приложить к этому значительные усилия'.

Второе выражается в том, что говорящий использует эмоционально окрашенный глагол, как правило, во вторично-метафорических значениях для концептуализации вполне нейтрального действия или обычной ситуации, что создает повышенный «градус экспрессии» при описании этой ситуации. В плане инновационных тенденций этого типа можно, например, отметить широкое распространение глагола умереть (и его сниженных синонимических субститутов типа сдыхать / подыхать или, напротив, возвышенного скончаться)

применительно к атрибутике Интернета или компьютерных технологий: Жил-был сайт под названием e-fil. Жил. А теперь вот умер. Совсем умер, насмерть; Помогите, винчестер сдыхает!; Вчера скоропостижно скончался домашний комп. Здесь метафорическая семантика 'перестать функционировать (для устройства или механизма)' обогащается некоей интимно-личностной позицией говорящего по отношению к объекту (как к живому существу).

А. Вежбицкая в известной книге «Русский язык» отмечает такую специфичную для русской языковой картины мира черту, как установка на эмоциональное и нравственно или оценочно окрашенное отношение к миру и к людям [Вежбицкая 1997: 34–35], причем это проявляется даже в ситуациях, которые, по логике, требуют вполне нейтральной номинации.

Сегодня эта тенденция проявляется в активизации использования стилистически маркированных, экспрессивно насыщенных лексем в позициях, в общем не требующих включения оценки говорящего: Спроси Анаис, она должна подтвердить, она эксперт по младенческим взглядам. Отметим, что часто такие словоупотребления носят несколько архаизованный характер. Актуализация архаических лексем в целях усиления экспрессии вообще парадоксальным образом расширяется в речи пользователей, которых трудно заподозрить в знании древнерусского языка: … я про богово ни-ни… Токмо про кесарево…

А. Вежбицкая также в свое время отмечала и богатые возможности русского экспрессивного словообразования [Вежбицкая 1997: 118–136], усматривая в этом склонность к включению субъективной эмоциональной или нравственной оценочности в обозначение лица посредством собственного имени. Думается, что эта тенденция распространяется и на отображение объективных вещей и событий.

Можно отметить, что в русском языке последних лет инновационные тенденции в области экспрессивного словообразования характеризуются тем, что из ряда номинативных единиц вместо стилистически нейтральной единицы немотивированно выбирается максимально нагруженное экспрессивной оценкой обозначение – при этом оно не просто «выбирается», но создается в качестве окказионализма: Разве это обязывает его отказаться от обычной, средней квартиры с обоями чуть покраше и меблюхой

чуток деревяннее? Нетрудно видеть, что контекст не требует столь яркой экспрессемы, на фоне нейтральных квартира и обои.

Также сегодня активно используется типично русский способ концептуализации множества как нерасчлененного целого посредством собирательных форм с суффиксом – j-, которые сами по себе обладают максимумом экспрессии: Войлочная вишня, миндаль и другое цветье. Мне все это очень нравится.