Бывшие друзья хорошо знали друг друга, и если Иван хотел довести Андрея до петли, то тот его, похоже, — до инсульта. «Широковещательное и многошумное послание твое получил, — писал Курбский, дождавшись ответа от царя. — И понял, и уразумел, что оно от неукротимого гнева с ядовитыми словами изрыгнуто. Таковое бы не только царю, столь великому и во вселенной прославленному, но и простому бедному воину не подобает, а особенно потому, что из многих священных книг нахватано, как видно, со многой яростью и злобой, не строчками и не стихами, а сверх меры многословно и пустозвонно, целыми книгами, паремиями, целыми посланиями!»
Между прочим, несмотря на кажущуюся импульсивность этих посланий и несмотря на то, что было всего пять писем, история с ними длилась годами. Это была своего рода шахматная партия, которую играли по переписке. Каждое слово взвешивалось. При этом соперники обвиняли друг друга в пустозвонстве. Лучшие наши историки чувствовали, что здесь что-то не то.
«Какая хаотическая память, набитая набором всякой всячины, подумаешь, перелистав это послание. Но вникните пристальнее в этот пенистый поток текстов, размышлений, воспоминаний, лирических отступлений, и вы без труда уловите основную мысль, которая красной нитью проходит по всем этим, видимо, столь нестройным страницам», — отмечал Ключевский касательно писем Грозного. Это мысль «о царской власти, о ее божественном происхождении, о государственном порядке, об отношениях к советникам и подданным, о гибельных следствиях разновластия и безначалия. Несть власти, аще не от Бога».
У Грозного своя логика — логика харизмы и изначальной собственной абсолютной правоты. Но там, где это возможно, он использует и вполне понятные нам, обычным смертным контрпропагандистам аргументы. Европа XVI века... Европа, в которую бежал Курбский, захлебывалась в крови религиозных войн. Ну так нате, откушайте.
«Кровью же никакой мы церковных порогов не обагряли; мучеников за веру у нас нет. А как в других странах сам увидишь, как там карают злодеев — не по-здешнему! Это вы по своему злобесному нраву решили любить изменников; а в других странах изменников не любят и казнят их и тем укрепляют власть свою. А мук, гонений и различных казней мы ни для кого не придумывали: если же ты говоришь о изменниках и чародеях, так ведь таких собак везде казнят...»
В общем, слова Грозного даже не требуют комментариев. Ясно, что это написано совсем не для князя Андрея.
Но и лично для него у царя найдется доброе слово: «Если бы не наше милосердие к тебе, если бы, как ты писал в своем злобесном письме, подвергался ты гонению, тебе не удалось бы убежать к нашему недругу. Не думай, что я слабоумен или неразумный младенец, как нагло утверждали ваши начальники, поп Сильвестр и Алексей Адашев. И не надейтесь запугать меня, как пугают детей и как прежде обманывали меня с попом Сильвестром и Алексеем благодаря своей хитрости, и не надейтесь, что и теперь это вам удастся».
Но у кого есть время сегодня читать книги, тем более на старославянском?
Сильвестр и Адашев — это двое из ближнего круга Грозного в начальный период его правления, с которыми, в обход Боярской думы, он и планировал свои реформы и военные кампании. Курбский назвал в своих письмах этот тайный совет (он и сам туда входил), Избранной радой — и название закрепилось за ним в исторической литературе. Кстати, это довольно странно: слово «рада» в русском языке того времени не встречается, перебежчик использовал польский термин. Другой, менее известный термин, пришедший из его публицистики, — Святорусское государство, как он называл царство Грозного по аналогии со Святоримской империей Габсбургов.