Особо дикая магия

Судя по тупому изнуряющему гудению в голове и темноте неба, на часах не может быть больше трех-четырех утра, и от этого ему немного тревожно. Может, она так и не смогла уснуть и сошла вниз почитать. Господь свидетель, что и ему не до сна теперь, с паническим осознанием, что охота начнется через каких-нибудь несколько часов.

Он чистит зубы, жадно выпивает полную кружку воды и одевается в темноте, чтобы потихоньку пробраться вниз и разыскать ее. В вестибюле мертвая тишина. Только Аннетт на своем посту дремлет, подложив под голову сжатые на стойке кулачки.

– Ты Маргарет не видела? – спрашивает он.

Аннетт вздрагивает.

– А, Уэс!.. Доброе утро. Вообще-то да, я видела, как она уходила минут пятнадцать назад. Кажется, она сказала, что идет купаться.

Это звучит настолько смехотворно, что вполне может быть правдой.

– Спасибо.

Она понимающе улыбается ему.

– Удачи.

Он набрасывает пиджак и направляется по каменистой тропе к утесам над водой. Костер, сложенный из выброшенных на берег коряг, виднеется в бухточке, его пламя вспыхивает лиловым – сгорают соль и металлы. Отражение полной луны мерцает и дробится в волнах, и он готов поклясться, что по этому мосту из света можно дойти до самого горизонта. А ближе к полосе прибоя он замечает темную фигурку.

Маргарет.

Он видит, что она оставила одежду аккуратно сложенной на песке, вне досягаемости для прибоя. Робкая, богобоязненная часть его души говорит: «Поверни обратно и иди в гостиницу». Но другая, более сильная часть велит: «Признайся ей сейчас, трус, пока еще не поздно».

Сегодня один из них может умереть. Им нечего сказать друг другу такого, чего они еще не знают. Он видит это в ее глазах. Чувствует во вкусе ее губ. Она пишет это на его коже всякий раз, когда прикасается к нему. Но во всех материнских преданиях говорится, что в словах есть связующая сила, и Уэс не хочет умирать, не сплетя прежде свою душу с ее душой.

Он неуклюже спускается по тропе, чертыхаясь, когда камни осыпаются у него под ногами. Ночь выдалась тихая. Только еле заметный ветер ерошит ему волосы и расписывает солью губы. Он боится, что разобьет этот похожий на стеклянный мир, если скажет хотя бы слово. Лишь подойдя к самой воде, он отчетливо видит Маргарет. Луна сегодня громадная, яркая, как уличный фонарь, под лунным светом серебрятся плечи Маргарет, словно покрытые пыльцой. Мокрая голова кажется гладкой, длинные волосы распускаются в воде веером. Сейчас она выглядит существом из совершенно другого мира. Сиреной или одной из aos sí, способных утащить его в подводную могилу. Эльфом, обладающим столь же древней и дикой магией, как хала, и вселившимся в тело девушки.

Как она прекрасна.

Последние несколько недель он запоминал каждую подробность, касающуюся ее. Каждую особенность игры света в ее медовых глазах. Как она улыбается ему, собираясь рассмеяться, или когда не может притвориться, что он раздражает ее, в чем она пытается его уверить. Как смотрит, когда еле держится. Но то, что происходит сейчас, ему в новинку. Он не знает, что будет, если он признается ей, не ходя вокруг да около и не делая предположений. Будущее видится радужным с его бесконечными возможностями, а настоящее и пугает, и воодушевляет.

Он не знает, что будет делать, если она захочет закончить то, что у них началось. Но ему больше нечего скрывать – и рядом нет никого, они вдвоем.

На этот раз, решает он, все пройдет как по маслу.

Уэс громко откашливается, Маргарет резко поворачивает голову, погружается глубже в воду и изумленно ахает:

– Уэс?

Он пытается усмехнуться, но губы дрожат.

– Привет, Маргарет.

– Что ты здесь делаешь?

– Ну, утро выглядит славным для прогулки по берегу, – отзывается он так беспечно, как только может. – Похоже, не одному мне в голову пришла такая мысль.

– Берег большой, гулять можно где угодно.

– А мне нравится именно этот уголок. – Кажется, он обрел опору здесь, в этом льстивом тоне, которым раньше так часто раздражал ее. – Пожалуй, здесь я и останусь, если тебе все равно.

Она бросает на него такой недовольный взгляд, словно сейчас выберется на берег и утопит его. И он, в сущности, не прочь умереть от ее рук.

– Как знаешь.

– А если серьезно, я хотел поговорить с тобой. Одно дело у нас осталось незаконченным.

Ее лицо смягчается, она постепенно начинает понимать, в чем дело.

– Так иди сюда.

– Дело в том, что я не умею плавать.

Она улыбается ему. Ласково и досадливо – эту ее улыбку он любит особенно.

– Здесь мелко, ноги достают до дна.

– Уже иду.

Где-то в промежутке между бросанием пиджака на песок и расстегиванием рубашки ему в голову приходит мысль, что они на самом виду и что любой может наткнуться на них здесь. Но еще не рассвело, и трепет, вызванный предстоящим – и ею, – сжигает его сомнения, как огонь – морскую соль.

Он сдирает обувь, ремень, а когда бросает на берег последнее, что на нем надето, и делает шаг в воду, то застывает. Она адски холодная, что ему ничуть не льстит, хорошо хоть Маргарет слегка отвернулась, щадя его самолюбие.