Особое чувство собственного ирландства

Я целиком и полностью понимаю, что мне это никак не навредит. Это не ядерное излучение, ничего такого. Но все равно предпочитаю подождать. К сожалению, другие люди менее привередливы. Они перехватывают свободное место, не дожидаясь, пока пристойно остудится. Жалко, что на свободное место нельзя поставить табличку «забронировано». Чтобы знак этот гласил: «Чур мое, я просто не хочу садиться, пока оно излучает температуру тела, поэтому руки прочь».

Не нравится мне сидеть в проходе, особенно если у окошка — женщина с хозяйственными сумками. Она то и дело поправляет свои пожитки и хватается за ручки, и я напрягаюсь. С минуты на минуту. Полная готовность. Эта женщина, очевидно, собирается выйти. Затем она вновь выпускает из рук свои сумки, расслабляется на сиденье, а вслед за ней — и я. Через пару секунд она опять берется за свое, я напрягаюсь повторно, и мне не терпится сказать: «Да господи боже мой, решите уже наконец». Такие вот мелочи устраивают в голове кавардак.

Чужие письма я в автобусе читать тоже не желаю. Своим глазам я говорил об этом много раз. «Слушайте, глаза, если кто-то рядом со мной достает письмо и принимается его читать, я не разрешаю никому из вас коситься». Но они вечно не слушаются.

Еще хуже, если человек рядом со мной извлекает альбомчик цветных фотокарточек с вечеринки у кого-то дома. Листает снимки полуодетых людей на диванах и мужчин в трусах с пинтами пива в руках. Я делаю все от себя зависящее, чтобы смотреть строго перед собой, но глаза косятся против моей воли. Пытаюсь закрыть их, но веки участвуют в заговоре и отказываются смыкаться.

Бывает, я встаю, если вижу, что в переполненный автобус влезает какая-нибудь престарелая личность, предлагаю свое место. А личность отказывается. Ужасное чувство. Но еще хуже получается, если через несколько секунд уступает место кто-то другой, и личность это предложение принимает. Сижу я такой и думаю: «Боже, а со мной-то что не так?»

Слыхал я тут вчера, как женщина говорит водителю автобуса, куда он не едет. Заглянула в автобус и произнесла: «В Саттон[63]

вы не едете…» И оказалась абсолютно права.

Ты разве это на самом деле сказал?

На вокзале все не так плохо. Если кто-то тебя провожает, их дальше билетного турникета не пропустят. Избавят тебя от позорища, когда ты уже занял свое место, а они все еще стоят небольшой толпой за окном. Ты уже все сказал, что полагается говорить, но чертов поезд пока еще у перрона, недвижим.

Тебе хочется, чтобы они ушли. Им хочется, чтобы поезд тронулся. Внезапно им неймется сказать тебе кучу всякого. Ладно еще, если б речь шла о важнейших вопросах жизни и смерти. Когда люди за окошком с волнением на лицах произносят что-то одними губами, ожидаешь чего-то значимого — например: «У того человека рядом с тобой динамитные шашки к животу приклеены». Изо всех сил сосредоточиваешься, а люди на платформе при этом выглядят так, будто читают новости очень глухому. Рты у них вылепливают преувеличенные слова, и ты ждешь получить спасительное донесение: «Машинист этого поезда решительно намерен разогнаться за Портарлингтоном[64]

до 300 миль в час». Когда же наконец удается расшифровать сообщение, сводится оно примерно к следующему: «Не забудь передать маме, что котлеты по-киевски очень удались».

Когда люди говорят тебе что-то через стекло, очень важно всем своим видом показывать, что понимаешь каждое произносимое слово. Иначе они переключатся на оживленную пантомиму. Это гораздо хуже. Ни с того ни с сего бросятся шевелить пальцами и выделывать фигуры руками, и тебе захочется скользнуть под стол и сделать вид, что не знаешь этих людей.

Ни разу не смотрел «Сыграй»[65] — в отличие от многих других людей. Если кто-нибудь из смотревших оказывается рядом с тобой в купе, до них сообщения с перрона дойдут быстрее, чем до тебя. Не нравится мне мысль, что какой-то посторонний человек скажет мне: «Она говорит, что по-прежнему вас любит, несмотря ни на что».

Мне доводилось наблюдать чрезвычайно модную молодежь в ужасе от своих мамочек, разрушавших детям их стильный имидж сообщениями: «Не забудь помолиться… я тебе положила теплое исподнее, не забывай надевать — и с дурными компаниями не водись».

Сообщения в последнюю минуту невыносимо действуют на нервы. Те, которые передают, мча рядом с отходящим поездом, и не прекращают бешено жестикулировать, пока не кончится перрон. Вот о чем больше всего тревожишься.

На железной дороге

Не стоит говорить детям что бы то ни было, если вы не готовы отвечать за свои слова. За обещанный мне в 1949 году паровоз обидно до сих пор. У меня свидетели есть и все такое. Станционный смотритель в Рахени[66] сказал, что подарит мне настоящий паровоз, если я выучу арифметику. Присутствовали два моих брата. Они все слышали.