Особое чувство собственного ирландства

Некоторые покупают маленькие резиновые следы от ног и разноцветные рыбки и приклеивают их на дно ванны. Мне это без надобности, потому что Кыш прогулялся у меня по подоконнику, когда краска была еще свежая. Затем полазил по ванне и оставил после себя роскошные розовые отпечатки лап. Они прелестны. Брат подарил мне переносной телевизор кремового оттенка. Теперь у него на верху прекрасно подходящие по цвету лаймово-зеленые следы от лап. Чернушкины. Она запрыгнула на подоконник и угодила в свежую зеленую краску. После чего, очевидно, решила: «Не пойду я в ванну, Кыш уже украсил ее розовым». Она отправилась вниз, и к ее лапам пристал пух от ковра. Вот почему отпечатки лап у меня на телевизоре лохматее тех, которые в ванне.

Порожки в доме я кое-где выкрасил в небесно-голубой. Верба в ту пору бродил по дому и чувствовал себя выключенным из игры — у него одного лапы не цветные. Я выстроил над порожками мостики из книг и картона, чтобы Верба не вляпался в краску. Он заявил о своем протесте, усевшись на епископский стол. Не знаю, сочетается ли рыжая шерсть с пурпуром. У меня — сочетается.

Хрум, хрясь и плюх

Было б здорово, если б мой дом внезапно не хрумкал посреди ночи. Вот только что было тихо. Лежу в постели и чувствую себя в разумных пределах безопасно, потому что помолился и не выключаю свет. Без всякого предупреждения потолок или пол исторгает немилосердный хрум, я резко сажусь и думаю: «Божечки… что это?» Иногда скрипят ступеньки — в два-три часа ночи. Сами собой. Это пугает меня еще пуще. Мне совершенно нипочем какие угодно звучащие лестницы, если кто-то ходит по ним вверх-вниз. Такое можно ожидать. Но скрип, когда никого нет, может означать только бабаев с пылающими углями вместо глаз, или малокровную женщину в дымчатых вуалях, какая укусит тебя за шею, если на тебе нет скапулярия[109].

Внезапный «плюх» из уборной напугал меня прошлой ночью чуть ли не до смерти. Понятия не имею, откуда капнула вода, поскольку все краны были завернуты. Плюх оказался из тех, что с эхом, — такие слышишь в подземельях, где скелет Сэра Джаспера прикован к стене цепями, но он все равно выходит побродить, когда никто не смотрит.

При покупке этого дома мне и в голову не пришло спросить агента по недвижимости: «Скажите-ка, подвержено ли это жилье подозрительным хрумам, жутковатым хрясям и отсроченным плюхам посреди ночи?» Но агент, вероятно, все равно понятия не имел бы об этом. По-моему, любого потенциального домоприобретателя, желающего произвести покупку, необходимо обеспечивать кассетой с записью здания. На кассете должно значиться: «Вот как звучит этот дом изнутри между полуночью и девятью утра». На прошлой неделе я лежал без сна и готов поклясться: лестница и потолок между собой переговаривались. Лестница завела беседу жутким хрясем. «Как дела, потолок? Как денек?» Потолок откликнулся протяжным хрумом. Я уже собрался было сесть и заорать: «А ну-ка вы двое, потише, я пытаюсь заснуть!» Но стоит только начать угрожать потолку и лестнице, не успеешь глазом моргнуть, как кинешься в уборную — угрожать крану.

У меня есть знакомая, она по-честному верит, что батарея у нее в спальне пытается совратить ее гортанным бульканьем. «Она разговаривает со мной, только когда муж уходит в туалет», — сказала знакомая. Иногда и такое бывает.

Пусть племянники уступают дядьям в играх

Обожаю наблюдать, как дети это проделывают. Обожаю наблюдать, как они швыряются палками по каштанам. Поскольку видеоигру «Охота на каштан» еще не придумали, детям приходится отправляться в поля и парки и изо всех сил кидаться палками.

Мой племянник всякий раз спрашивает меня, стоит мне только появиться у него дома: «Хочешь сыграть в видеоигру, дядя Пат?» Если откажусь — прослыву трусом, а если соглашусь — с меня в очередной раз шкуру спустят. Племянник способен болтать по телефону, а свободной рукой тем временем заглатывать электронных инопланетян.

Я его даже в видеобильярд не в силах обыграть. На настоящем полноразмерном столе я сумею влупить по шару и загнать черного в дальнюю лузу. Сидя на полу рядом с племянником, я все повторяю и повторяю сквозь стиснутые зубы: «Славный удар, Дэвид», — а сам втихаря думаю: «Вот где твой подарок на ближайшее Рождество плакал-то».

Ему хоть бы хны. Эти дети способны сменить тебе время на электронных часах булавкой быстрее, чем успеешь произнести: «В твои годы я знал, как старших уважать». Они удивляются, что ты до сих пор пользуешься пишущей машинкой, и задают неловкие вопросы — например, «Коммодор»[110] или «Эппл» ты предпочитаешь?

Племянники слыхом не слыхивали о Завитушке и Гусе Гасси, о Стэнли Мэттьюзе, «Семействе Кеннеди из Каслросса» или о Руби Мёрри[111]. Они перебирают твою коллекцию записей за тридцать секунд и предлагают одолжить тебе свои компакт-диски, как только ты обзаведешься приличной аудиосистемой.