— Доктор, я сейчас на церковь глянула, и меня осенила мысль. Вы только не сердитесь. В бога я не верю, но обещаю: если доведется бывать мне в церкви — свечу вам поставлю. Во-от такую. А когда попадете в наш город, обязательно заглядывайте на Пушкина, два.
Подходили выписавшиеся. Шофер нетерпеливо высовывался из кабины. Провожавшие крепко жали — товарищам руки, неуклюже обнимались, целовались, обещали писать чуть ли не ежедневно, разбиться в лепешку, но встретиться, поговорить, выпить за все.
Наконец. все уселись, и водитель, предупредив пассажиров, как надо вести себя в дороге, просигналил. Мощный «студебеккер» почти бесшумно покатился по асфальту.
Валя закрыла глаза. Разговаривали соседи, в ноздри проникал едкий дым махорки, шипела резина скатов, где-то за — углом бойко заливался трамвайный звонок.
…Паровоз заметно прибавлял скорость. Андреев, глядя в окно, старался отыскать хотя бы один знакомый ориентир на этой местности.
— Ничего не узнаю. Представляете? — обратился он к — молчаливому спутнику, лежавшему с книгой в руках. — Осенью бывал в этих местах, и вот, представляете: ничего не могу узнать. Помню, домов не было, разъезды разрушены. Сейчас как-то все преобразилось. Чувствуется труд тыловиков.
Пассажир неохотно повернул голову к окну.
— Да нет, ничего не нахожу нового. Около года не был здесь. Все как прежде. — Он отложил книгу и, немного подумав, добавил — Между прочим, старший лейтенант, это хороший признак, что в моих краях (я ведь здешний) мало что изменилось.
— Почему? — полюбопытствовал Андреев.
— Как почему? Вот тебе раз. Это даже приятно. Может, и она, моя славная супруга, осталась прежней.
— Вы к жене? Извините за неуместный вопрос.
— Ничего, ничего, — успокоил его пассажир. — Это самый уместный вопрос в данной обстановке. О чем говорить двум женатым мужчинам, едущим в отпуск…
— Я не женат, — заметил Андреев, стараясь не обидеть неожиданно разговорившегося товарища по купе.
— Ничего, ничего. Вы еще женитесь. — И он засмеялся.
Вечером они пили чай, и каждый, доставая из чемодана яства, старался блеснуть своими перед другим.
— Даже в один город. Ну, это меня просто подымает, — не умолкал пассажир. — Милости прошу ко мне тогда в гости. Вы надолго, товарищ старший лейтенант?
— Давайте просто, товарищ младший лейтенант, — предложил Андреев, — по-товарищески. Меня зовут Андреем.
— Очень приятно. Николай.
Уже засыпая, он еще раз напомнил:
— Андрюша, не забудь в гости. Только вот на последнее письмо она мне не ответила, ну, это дело л; егко поправимое. Обиделась. За одну мелочь. Я в последний раз так быстро уехал, что и не простился с ней…
Андреев долго лежал с открытыми глазами. Под коричневым дерматиновым потолком тускло мерцал огонек ночной лампочки. Жалкие, желтоязычные полоски света едва-едва достигали его лица и растворялись в белках широких карих глаз. Внизу однотонно, надрывисто бесконечно кричали колеса: «Напрасно, напрасно…» Неожиданно этот звук сменялся противоположным: «Нет, нет…» И так долгодолго спорили одни и те же колеса, то затихая, то снова звеня, пробуждая дремлющего Андреева.
Утром их поезд прибыл вг город. От восстанавливаемого вокзала они шли вместе. Вот и та площадь. Андреев узнал большой дом с парадным и остановился… Нет, — идти дальше вместе он решительно не хотел. Но как, как обмануть, как незаметно и безобидно покинуть счастливого спутника, друга по купе и, может быть, случайного врага по жизни. Его мучила одна и та же мысль: он или нет? Спросить или не надо? «Спроси». — «Нет, не надо».
— Ну, о чем ты задумался? — ласково улыбнулся Николай. — Я скоро дома… Вон моя, вторая отсюда, улица Пушкина…
— Пушкина, — рассеянно повторил Андреев и торопливо протянул руку товарищу. — Счастливо, а я в другую сторону. Прощайте.
В привокзальном скверике было еще безлюдно. Новые, недавно сделанные скамеечки поблескивали гладко оструганными досками. Маленькие тощие листья тоскливо, раздражая слух, шелестели. Хотелось срывать и срывать их до тех пор, пока сквер не останется таким же пустым, одиноким, как он сам, приехавший в почти незнакомый город офицер Андреев.
Высоко-высоко в небе, выстроенные кильватерными колоннами, куда-то спешили перистые облака, а выше, догоняя облака, безжалостно пронзали их солнечные лучи. И это тоже раздражало, злило Андреева.
«Не забудь в гости», — вспомнил он добрые голубые глаза Николая и, вздрогнув, отвернул лицо, как будто кто-то мог его узнать, наскучить беседой.
До следующего поезда оставалось около суток. Андреев направился к гостинице. Возле дверей приземистого купеческого краснокирпичного дома его кто-то с силой дернул за руку. Андреев повернулся и побледнел. Из-под козырька фуражки потекли струйки холодного пота, обжигая воспаленное лицо.
— За что ты меня обидел? — Немного красный от вина Николай казался еще добрее Его голубые глаза, как хорошее зеркало, отражали незаслуженное оскорбление души.
Рядом с ним, не стесняясь никого, крепко обхватив руку офицера, стояла счастливая, улыбающаяся белокурая женщина.