— Деду от водки плохо стало. Всю ночь стонал, а утром пошёл к фельдшеру. — Допуская в разговоре некоторую картавость и шепелявость, скорее всего, обусловленную возрастом, слово «фельдшер» она выговаривала совершенно правильно, не исказив ни единой согласной.
Кое-как отделавшись от навязчивой девчонки. Цимбаларь постучал в дверь квартирантки.
— Кого там ещё спозаранку черти принесли? — гаркнула Изольда Марковна, хотя время перевалило уже за десять часов.
Ответ последовал такой:
— Это майор Цимбаларь, ваш участковый.
В комнате что-то грохнулось на пол и раскатилось в разные стороны.
— Я не могу вас принять, — сдавленным голосом ответила фольклористка. — Я не одета... Приходите в другой раз.
— Вчера мы общались вообще нагишом и при этом не испытывали никаких неудобств, — напомнил Цимбаларь, внимательно прислушиваясь к тому, что происходило в комнате.
Фольклористка не отвечала, но внутри раздавались странные звуки — скрип, бульканье, мягкие удары, словно бы кто-то бросал на пол теннисный мячик.
— Изольда Марковна, но хотя бы через дверь вы можете со мной поговорить? — настаивал Цимбаларь.
— Через дверь могу. — Послышались её приближающиеся шаги. — Особенно если вы пообещаете, что после этого уберётесь на все четыре стороны.
Цимбаларь вытащил микрофон из-под воротника и сунул его в замочную скважину.
— Дело вот в чём, — начал он. — Каждый участковый по долгу службы обязан регулярно проводить опрос населения и заполнять соответствующие анкеты. Потом они поступают в область, где все ответы анализируются и обобщаются. За невыполнение этого предписания нас наказывают в дисциплинарном порядке. Поэтому настоятельно прошу вас ответить на ряд совершенно безобидных вопросов.
— Разве, кроме меня, спросить больше не у кого?
— В том-то и дело. Ложкин у фельдшера, его супруга на меня смотрит волком, снохи дома нет, внучка несовершеннолетняя. Остались вы одна.
— Неужели вы пришли только ради этого? — В голосе фольклористки звучало недоверие.
— Могу побожиться.
— Ладно, задавайте ваши вопросы. Но за нелицеприятные ответы не обессудьте.
— Наоборот, ещё и спасибо скажу... Вопрос первый: соблюдаются ли в данном населённом пункте, то есть в Чарусе, элементарные нормы закона?
— Нет, — отрезала фольклористка.
Цимбаларь, которого такой ответ совершенно не устраивал, переспросил:
— Не понял. Повторите в более развёрнутом виде.
— О законах в Чарусе и слыхом не слыхивали! — фольклористка повысила голос.
— А о праве?
— О праве тем более... Дурью ваше начальство мается, так ему и передайте.
— Вопрос второй, — как ни в чём не бывало продолжал Цимбаларь. — Что, по-вашему, оскорбляет человеческое достоинство в большей мере — нецензурные выражения или удар по лицу?
— Удар по лицу, ясное дело.
— Вопрос третий: кто действует эффективнее, дежурные наряды милиции или американская служба спасения?
— А вы сами не догадываетесь?
— Догадываемся, но желаем услышать мнение рядовых граждан.
— Американская служба спасения.
Полагая, что четырёх «ключевых слов» Людочке хватит с лихвой (на редкое словосочетание «условленный час» он даже и не замахивался), Цимбаларь уже хотел было удалиться, но в последний момент решил попытать счастья со словечком «операция».
— Спасибо за сотрудничество, Изольда Марковна, — невозмутимо произнёс он. — На этом, пожалуй, и закончим... Впрочем, для вас есть ещё одно сообщение частного характера. Все жители Чарусы, как постоянные, так и временные, достигшие шестнадцатилетнего возраста и не подвергнувшиеся операции аппендэктомии, должны пройти обследование у фельдшера.
— Мне сделали эту операцию ещё в школьном возрасте. Разве вы не заметили шрам на моём лобке?
— Лобок помню, а шрам — нет, — Цимбаларь не удержался от скабрезности. — До свидания. Извините, что побеспокоил.
Однако удалиться с достоинством не удалось. Микрофон застрял в замочной скважине, и его пришлось выдирать оттуда, словно больной зуб из десны.
Отдав диктофон Ване, которого вызвали из класса дети, игравшие на школьном дворе, Цимбаларь вернулся на опорный пункт и вновь засел за изучение материалов, касавшихся убийства Черенкова. Вопросы, возникавшие по ходу чтения, он записывал на отдельный листок. Таким способом он убивал время, оставшееся до встречи с Ложкиным.
Но в его ближайшие планы опять вмешались непредвиденные обстоятельства, что в последнее время становилось какой-то дурной традицией. В половине второго ожила рация. Людочка, презрев все правила конспирации, просила его срочно явиться в школу. Голос её при этом звучал как у старой девы, только что ставшей свидетельницей разнузданного полового акта.
Цимбаларь на всякий случай осведомился:
— С тобой всё в порядке?
— Со мной — да, — ответила Людочка. — А со всеми нами — не очень. Приходи скорее.
В Людочкиной комнате уже находились Кондаков и Ваня. На столе стоял готовый к работе спутниковый телефон, внешне очень похожий на ноутбук, располагавшийся по соседству.
— Нам только что поступило сообщение, — сказала Людочка.
— Из Интерпола?
— Нет. Корреспондент пожелал остаться неизвестным. Ты всё поймёшь, когда прослушаешь запись.