«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Подытоживая сказанное, коротко опишем, как действует этот символический механизм социальной адаптации (в данном случае — мифологический комплекс «особого пути»). Он соотносит и интегрирует три уровня, плана или кода социальной реальности и коллективных представлений:

— план авторитарно-патерналистской власти;

— план партикуляристской («рассеянной») массы;

— план современных, так или иначе специализированных институтов (производство, образование, здравоохранение, элементы рынка и пр.).

Иными словами, в социокультурных условиях, которые здесь описываются и анализируются, институциональная реальность не работает, если не получает а) санкцию со стороны иерархической власти (как привилегия, блат и пр.) и б) интерпретацию со стороны недифференцированной массы (в терминах своих, в том числе — своей, нашей

 власти). Подобное устройство позволяет использовать наличные ресурсы институтов (результаты их деятельности, блага), ускользая от их функциональных императивов (самостоятельность, ответственность, целеориентированность, проверка эффективности, улучшение).

Такой механизм позволяет удерживать любые перемены в рамках, удобных для власти и выносимых

для массы (адаптация в нынешних российских условиях — тактика всеобщая [Дубин 2006а]). Он соединяет значения экстраординарного (контроля со стороны власти, включая репрессивные меры) и привычного (самоконтроль через привычку, редукцию к привычному со стороны массы, «самоконвоирование»). В любом случае, таким способом исключается взаимный контроль властей и масс (по возможности — и снизу и сверху), обеспечивается социальная непрозрачность, невидимость опять-таки и сверху, и снизу (всеобщая тактика алиби — в том числе первых лиц, включая их дублирование-раздвоение) и увековечиваются, консервируются «плохие», «слабые», нереформируемые состояния как принимаемая норма социальной жизни или даже как отличительная черта «нашего», «должного», «правильного». Иными словами, поддерживается общий режим социальной невзаимности или невменяемости.

Отсюда и значение в подобных условиях введенной выше категории «алиби». Такова опять-таки установка всех: пусть «другое» (новое, западное, модерное и т. п.) будет, но не нашими усилиями, не при нас и без неприятных последствий для нас. В этом можно видеть один из примеров системного производства разрывов в социальном и культурном времени. А это значит, что производство подобных разрывов встроено в конструкцию и функционирование репродуктивных институтов социума — школы, массмедиа, культуры. Именно поэтому история в данных социокультурных рамках принимает вид повторения, церемонии, ритуала — очередного ухода от своих основ («потери» и «плача» по ней) и также очередного символического к ним «возвращения» — обретения порядка и стабильности, пусть даже опять недолгих.

9

При обсуждениях мифологемы особого пути и ее роли в оформлении социально-политического порядка, установленного в России на протяжении последних 12–15 лет, иногда звучат соображения о том, что подобные смысловые образования характерны и для других стран, либо даже аргумент в пользу того, что у всех стран свой собственный особый путь [119]

В качестве примера приводят среди прочих идею исключительности и метафорику избранничества, характерную для политической культуры США. Не имея возможности входить здесь в социологические детали и исторические тонкости, скажу только, что за такого рода идеями, высказываниями, изобразительной символикой и пр. в Америке стоит, насколько могу судить, апелляция к институциональным структурам общества и универсальным ценностям Запада, а не к аморфному целому, бесконтрольной и безответственной власти и почерпнутому из архаики мифологизированному барьеру между «ними» и «нами». Недаром Соединенные Штаты понимаются при этом (в том числе, подчеркну, внешними наблюдателями — скажем, Ж. Бодрийяром [Бодрийяр 2000]) как реализованная утопия модерна. Моя и моих коллег идея состоит не в том, что национализм исключительности есть только в России или, напротив, присутствует везде, а в том, что успешная модернизация — в любом из ее исторических и региональных вариантов — невозможна без универсализма базовых ценностей и институтов, с обязательностью включая правовые, при всякий раз конкретном сочетании этого универсализма с локальными особенностями.