Читаем ОстанкиНО полностью

Именно такими изображали попов советские карикатуристы.

Но – плевать!

Виски работал. Накатила волна блаженства.

Заодно со всем честным людом он крестился и кланялся.

Потом стало так хорошо, что Марк даже заплакал.

На словах «Господи, помилуй! Господи, помилуй!» чуть не зарыдал.

Причастился.

Смиренно подступился к батюшке, поцеловал пухлую руку. Тыльная сторона ладони пахла ладаном и детским мылом.

После службы он опять подошел к священнику:

– Мне бы поговорить…

Пузатый поп взглянул на него с укором:

– В церковь в хмельном виде ходить возбраняется.

– Да я ведь в храме впервые…

Священник поднял брови:

– А в Бога-то веруешь?

– С сегодняшнего дня.

– Вижу, сын мой, что-то гложет тебя?

– Мысли о смерти, отец мой!

Сказал, а самому смешно. Ну, какой он ему отец? Они, наверно, ровесники!

– Плоть тленна. Душа бессмертна.

– Да, есть ли она?

– Дурак! Пойдем со мной. Отобедаешь. Вижу тебя надо срочно опохмелиться.

4.

Никогда до этого Марк не мог предположить, что окажется за одним столом со священником и попадьей.

Нелепость какая!

А вот случилось…

Накрывала сама матушка. Высокая, статная, с клубничным румянцем во всю щеку.

Вкушали запеченного гуся с яблоками. Молоки щук. Соленые, скользкие рыжики. Пили брусничную водку.

– Признаюсь, как на духу, – причмокивая губами, сказал священник, он никак не мог наколоть вёрткий рыжик, – я и сам обожаю заложить за воротник.

Матушка погрозила мужу пальцем:

– Зачем человека в соблазн вводишь? Он у тебя совета просит, а ты – выпить.

– Виноват! – поп махнул рюмку, лицо его в окладистой бороде запунцовело. – Веруй, чадушко моё, и воскреснешь!

Пили они за столом. Потом пили во дворе, на улице.

Воскресли же они с отцом Александром на Страстном, в подвальчике бара «Под мухой».

Какими путями здесь оказались, Марк уже не силился вспомнить.

В сознании лишь смутно проносилось, как они с крепким пивом в руках ходили по Тверской-Ямской. Потом приговорили бутылку пятизвездочного коньяка прямо у Кремля. Затем, мирно прислонившись друг к другу, кемарили под душистыми липами в каком-то дворике.

И вот оказались в «Под мухой».

– Так что же тебя гнетет, сын мой, – заплетающимся языком спрашивал отец Александр, разливая из фаянсового чайника водку.

– Да никакой я тебе не сын, Саша!

– Твоя правда! – батюшка по-гусарски единым махом проглотил водку. Одет он был в потёртую джинсу, рыже-седая грива разметалась по плечам. Походил на отставного рокера. – И всё же?

Марк заиграл желваками. На лбу выступили крупные капли пота:

– Хочу уточнить, за что все мы приговорены к смерти.

– Не говори глупости! Душа бессмертна!

– Слышал! Ты еще мне скажи о Христе.

– Во Христа я не верю, – неожиданно сказал отец Александр.

– Во как! – на мгновение Марк протрезвел. – А во что же ты веришь?

– В мыслящий космос.

– Что за хрень?

– Мыслящий космос и есть Бог!

– Давай-ка, Сашок, лучше выпьем…

5.

Дома оказался под утро.

Сразу рухнул в кровать.

К полудню очухался. Выпил кофе с коньяком. Принял ванну.

Вчерашнее вспоминалось смутно.

Пили, очень много пили. А зачем?

Закуривая, случайно взглянул на трюмо.

А там – визитка: «Открытое акционерное общество „Московский крематорий“. Алиса Селезнёва, старший менеджер».

Марк чуть не поперхнулся дымом.

Он же сам работал начальником транспортного цеха вышеозначенного заведения.

Дрожащими волнения пальцами нащелкал номер.

– Алиса?

– Я самая.

– Марка помнишь?

– О, Марк! Дружище!

– Слушай, ты чего, в крематории трудишься?

– Ну?

– А я всё о смерти думаю. Просто с ума схожу.

– Соскучился?

– Приедешь?

– Накрой что-нибудь на стол. Через час буду.

Мобилу Марк отбросил на тахту.

Удивительно, как только он узнал о крематории, гнетущие мысли о смерти его отпустили.

Клин клином?

…В дверь позвонили.

Это она! С зелёными, распутными глазами!

Богиня!

А работу надо менять. Останкино – на крематорий. И станет спать, как младенец.

– И где он сейчас?

– Ишачит в крематории. Начальником транспортного цеха.

– Молодец, вовремя переквалифицировался. Так сказать, флагман останкинских кадровых перемен. Грядущих.

– Кого следующего?

– Выдерни какого-нибудь останкинского охранника. Дури у них в головах хоть отбавляй. А наклонности, мягко говоря, криминальные.

Компромат № 36

Охотник на олигархов

1.

Только к сорока годам яростно осознал свою цель. До ноющей боли в темечке. До перехвата горла. Он станет охотником. И не простым охотником. На олигархов!

И почему ему раньше не пришла столь очевидная мысль? Почти вся жизнь коту под хвост. Ничего! Очень скоро охранник Телецентра Макс Млеков выйдет на тропу священной войны.

Почему олигарх, сука, на яхте под алыми парусами с длинноногими моделями катается-трахается, жрет половником черную икру, пьёт бургундское, а он, Макс Млеков, ютится в занюханной хрущобе с тараканами и псориазной женой, давится яичницей да ржавыми огурцами?

Хотя б одно жирное брюхо должно быть вспорото! Уничтожить! Испепелить!

Всё так, но как осуществить планы на практике?

И Макс отправился на Рублевку. Телевидение все уши прожужжало, что самые козырные тузы живут именно там. В олигаршьих подвалах – все бабки России.

Приехал и прибалдел, всё тут не так. Где богатство?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ван Гог. Жизнь
Ван Гог. Жизнь

Избрав своим новым героем прославленного голландского художника, лауреаты Пулицеровской премии Стивен Найфи и Грегори Уайт-Смит, по собственному признанию, не подозревали, насколько сложные задачи предстоит решить биографам Винсента Ван Гога в XXI веке. Более чем за сто лет о жизни и творчестве художника было написано немыслимое количество работ, выводы которых авторам новой биографии необходимо было учесть или опровергнуть. Благодаря тесному сотрудничеству с Музеем Ван Гога в Амстердаме Найфи и Уайт-Смит получили свободный доступ к редким документам из семейного архива, многие из которых и по сей день оставались в тени знаменитых писем самого Винсента Ван Гога. Опубликованная в 2011 году, новая фундаментальная биография «Ван Гог. Жизнь», работа над которой продлилась целых 10 лет, заслужила лестные отзывы критиков. Захватывающая, как роман XIX века, эта исчерпывающе документированная история о честолюбивых стремлениях и достигнутом упорным трудом мимолетном успехе теперь и на русском языке.

Грегори Уайт-Смит , Стивен Найфи

Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги
Омерзительное искусство
Омерзительное искусство

Омерзительное искусство — это новый взгляд на классическое мировое искусство, покорившее весь мир.Софья Багдасарова — нетривиальный персонаж в мире искусства, а также обладатель премии «Лучший ЖЖ блог» 2017 года.Знаменитые сюжеты мифологии, рассказанные с такими подробностями, что поневоле все время хватаешься за сердце и Уголовный кодекс! Да, в детстве мы такого про героев и богов точно не читали… Людоеды, сексуальные фетишисты и убийцы: оказывается, именно они — персонажи шедевров, наполняющих залы музеев мира. После этой книги вы начнете смотреть на живопись совершенно по-новому, везде видеть скрытые истории и тайные мотивы.А чтобы не было так страшно, все это подано через призму юмора. Но не волнуйтесь, никакого разжигания и оскорбления чувств верующих — только эстетических и нравственных.

Софья Андреевна Багдасарова

Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги
Рембрандт
Рембрандт

«… – Сколько можно писать, Рембрандт? Мне сообщили, что картина давно готова, а вы все зовете то одного, то другого из стрелков, чтобы они снова и снова позировали. Они готовы принять все это за сплошное издевательство. – Коппенол говорил с волнением, как друг, как доброжелатель. И умолк. Умолк и повернулся спиной к Данае…Рембрандт взял его за руку. Присел перед ним на корточки.– Дорогой мой Коппенол. Я решил написать картину так, чтобы превзойти себя. А это трудно. Я могу не выдержать испытания. Я или вознесусь на вершину, или полечу в тартарары. Одно из двух. Поэтому скажите, пожалуйста, скажите им всем: я не выпущу кисти из рук, не отдам картину, пока не поставлю точку. А поставлю ее только тогда, когда увижу, что я на вершине.Коппенол почувствовал, как дрожит рука художника. Увидел, как блестят глаза, и ощутил его тяжелое дыхание. Нет, здесь было не до шуток: Рембрандт решил, Рембрандт не отступится…»

Аким Львович Волынский , Георгий Дмитриевич Гулиа , Поль Декарг , Пьер Декарг , Тейн де Фрис

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Проза / Историческая проза / Прочее / Культура и искусство