Останься ради меня (ЛП)

Я определенно собираюсь ударить его. Доктор постукивает по моей ноге.

— Начинается очередная схватка. Я хочу, чтобы на этот раз ты действительно тужилась. Я вижу головку ребенка.

Не то чтобы у меня был выбор. Боль нарастает, и я сжимаю руку Джейкоба, тужась изо всех сил.

— Еще немного, — просит она.

Я стараюсь. Клянусь, я стараюсь, но это так трудно, и я так чертовски устала. Каждая мышца болит, и я просто хочу, чтобы меня разрезали, потому что этот ребенок не выйдет сам. Я всегда думала, что с каждым ребенком рожать становится все легче, но я ошибалась.

— Я не могу! — кричу я и падаю назад.

Доктор пытается улыбнуться.

— У тебя все хорошо. Подыши несколько минут.

Губы Джейкоба прижимаются к моему виску.

— Я люблю тебя, прости меня, я люблю тебя, я куплю тебе все, что ты захочешь.

Все заканчивается, и я поднимаю на него глаза.

— Что угодно?

Он кивает.

— Я хочу, чтобы ты купил вазэктомию.

— Это новая машина?

Я бросаю на него взгляд.

— Нет, и ты это знаешь.

— Мы скоро поговорим об этом.

Моя грудь вздымается, и я чувствую, как меня начинает ломать.

— Сколько еще? — спрашиваю я, измученная и потная.

— Еще одна сильная потуга, чтобы вытащить голову, а затем плечи. Ребенок прямо здесь.

— Возьми меня за руку, Бренна, — говорит Джейкоб, в его зеленых глазах плещется решимость. — Я здесь.

Я делаю несколько глубоких вдохов, желая, чтобы все это закончилось. Прошло девять часов схваток, и я тужилась уже двадцать минут. Я хочу спать, но еще больше я хочу подержать на руках этого малыша, который был зачат в ночь премьеры и вызвал очень, очень быстрый период помолвки.

— Я готова, — говорю я врачу.

Моя челюсть сжимается, и я кричу сквозь зубы, тужась изо всех сил. Мои пальцы сжимаются вокруг него, вытягивая все силы.

— Я здесь, детка. Я рядом.

— Головка вышла. На следующей схватке тужься.

Я едва успеваю перевести дыхание перед следующей схваткой. Я держу Джейкоба за руку, вспоминая все моменты, которые у нас были. Время, проведенное на рыбалке у ручья. Наше свидание за обедом, когда я поняла, что он мне нравится. Я думаю об ужинах в доме, о нашем первом поцелуе и колесе обозрения. Все эти моменты, связанные воедино любовью, привели нас к этому моменту. Когда мы узнали о ребенке. О нашем ребенке, который символизирует всю красоту, появившуюся во времена борьбы.

Я тужусь сильнее, чем раньше, потому что ощущение новой силы наполняет мое тело.

— Вот так, детка! Ты так хорошо справляешься! — голос Джейкоба звучит с трепетом.

У меня перехватывает дыхание, и я снова вскрикиваю. Но тут я слышу, как он вздрагивает. Боль уходит, и я ложусь на спину, чувствуя себя опустошенной, избитой и торжествующей.

— Ты сделала это, — Джейкоб целует меня в щеку. — Ты сделала это, красавица.

Громкий крик раздается от крошечного ребенка за секунду до того, как доктор кладет его мне на грудь.

— Он в порядке? — спрашиваю я.

Она кивает.

— Он идеален.

Рука Джейкоба обхватывает меня, и мы оба смотрим вниз на нашего крошечного мальчика.

— Джейкоб, — говорю я, глядя вверх мутным зрением. — Он такой крошечный. Я и забыла, какие они крошечные. У нас есть сын.

— Да. И ты сделала меня самым счастливым человеком на свете.

Мы нежно целуемся, обе наши руки так или иначе касаются сына.

Медсестра забирает его, чтобы немного привести в порядок и сделать несколько анализов. Джейкоб нависает над ним, такой заботливый. Они возвращаются и кладут его обратно мне на грудь.

— Нам нужно имя, — говорю я в миллионный раз.

В доме Эрроувудов уже давно ведутся дебаты по этому поводу. Себастьян хочет, чтобы мы выбрали имя Мейсон, которое носит Джейкоб в «Навигаторе». Мелани хочет назвать его Эриком, чтобы у нас была тематика Русалочки или что-то в этом роде. Я хочу имя Калеб, но Джейкоб, он единственный, кто поставил меня в тупик. К счастью, он не хочет нелепое имя вроде Яблоко или Компас. У него вообще нет имени, которое бы ему нравилось.

— У меня нет никаких идей. Ничего не приходит в голову, с чем мы могли бы согласиться.

— Это хорошо, но нам нужно что-то придумать. В какой-то момент мы должны прийти к согласию.

Он хихикает и проводит ладонью по персиковым волосам нашего ребенка.

— Тогда нам нужно сильное имя.

— А Калеб не подходит?

— Он не Калеб.

Мне хочется застонать, но вместо этого я смотрю на нашего сына и начинаю прикидывать, как его назвать.

— Единственное, в чем мы сходимся — это то, что мы хотим ирландское имя, — говорю я, и он кивает.

Его мать назвала так всех четверых мальчиков, и Сидни вроде как последовала этому примеру. Я бы тоже этого хотела. Элизабет Эрроувуд была сильной и чрезвычайно мудрой женщиной. Ее традиция должна быть сохранена, пусть даже в такой малой степени.

— Блейн? — я предлагаю.

— Нет. Мэддокс?

Я качаю головой.

— А как насчет Сойера?

Джейкоб фыркает.

— Сойер Эрроувуд? Он лучший друг Хака?

— Звучит немного… слишком.

— Мейсон неплох.

Он никогда не был против Мейсона. Мне нравится это имя, но оно кажется неправильным, потому что люди будут автоматически думать, что оно связано с его фильмами.

— Мы говорили о том, почему это плохая идея.

— Я знаю.