Остатки былой роскоши

– Я им помогала, а они меня прогнали. Представляете такую неблагодарность? Зашли мы в бар пивка попить... Кстати, Степа, я пиво терпеть не могу, это тебе на будущее. Я вернулась за сумкой, открыла машину, потом багажник, вставила ключи в зажигание, а сама залезла в багажник. Вы не подумайте, я следила, чтобы никто не залез в машину. Когда они выходили из бара, мне их хорошо было видно, только тогда я захлопнула крышку и притихла. И вот я здесь. Представьте, я весь день в багажнике пролежала! Надо размяться. Степа, не сердись, я тебе пригожусь. А есть хочется... У вас ничего куснуть нету?

Она размахивала руками, подпрыгивала, исполняя примитивные упражнения, и находилась на седьмом небе, глядя на потрясенного, безмолвного Степу.

– Я тебя... – прорезался вдруг у него голос, он побагровел и начал закатывать рукава куртки – готовился задать подруге хорошую трепку.

Яну спасла пожилая женщина, появившаяся на дороге.

– Смотрите, бабка идет на территорию дач, – указал Наум.

– Зачем она нам? – не понял Степа, который в тот момент не способен был вообще ничего соображать.

– Я узнаю, зачем она туда идет. – Наум выскочил из машины и направился к бабке. – Что несем, бабуля?

– Молоко, – остановилась та. – Несу на дачи, у меня договоренность...

– Очень хорошо, – улыбнулся старушке подошедший Степа. – Вот мое удостоверение...

– А чего ты мне его суешь? – спросила та. – Я без очков, все равно ничего не разберу. Чего вам надо-то?

– Мы из милиции, – пояснил Степа. – На территорию дач проник...

– Террорист с бомбой, – закончила Яна.

– Да, именно. – И Степа метнул в нее убийственный взгляд, который та проигнорировала. – Террорист там. Но нам туда нельзя идти, потому что он нас знает, а охранник – его сообщник. Вы можете нам помочь обезвредить террориста?

Бабка чуть в обморок не упала. Начала причитать, что не умеет обезвреживать, что и слепая, и с радикулитом, артрозом и склерозом, что ей перепутать террориста с милиционером раз плюнуть. А Толик натурально убеждал, что без ее помощи в качестве разведчика не обойтись. Бабка в рев, тогда Степа предложил заменить молочницу Яной и отправить на территорию дач девушку вместо старушки. Бабка отдала девушке сумку с трехлитровыми баллонами, полными молока, назвала свое имя и фамилию, чтобы Яну беспрепятственно пропустил охранник, а сама залезла в машину, напомнив:

– Ты деньги не забудь взять за молоко.

Вот так, бомбы бомбами, а прибыль не помешает.

– Не забуду, – сказала Яна на ходу, рассмеявшись.

Охранник, конечно, остановил и ее.

Яна заулыбалась ему во все тридцать два зуба и сообщила:

– Я внучка Прокофьевны. Заболела она, я вместо нее несу молоко.

Охраннику скучно было коротать часы одному, а тут такая симпатичная молочница подвернулась. От предложения выпить молока он не отказался, вынес из сторожки кружку. Яна достала баллон, открыла крышку и начала медленно наливать в нее молоко, не переставая трещать про... черт знает что. Валила в кучу погоду, Прокофьевну, коров – что она в них понимала? А в это время к ним подкрадывались трое. Охранник запрокинул голову, опустошая кружку, тут-то на него и напали Степа с Толиком. Подскочил Наум, держа наготове веревку, и Аркаша проявил оперативность, помогая скручивать сторожа. Уж от Иволгина Степа никак не ожидал подобных навыков. Путь был свободен.

Зина уже достаточно долго рассматривала Рощина. Они находились сейчас в загородном доме Ежова, и Туркина впилась в своего пленника маленькими глазками, за узкими щелочками которых не просматривалось выражения. Видимо, внутри ее клокотали негодование, ярость и масса прочих негативных чувств, так как сидевшая в кресле Зиночка то импульсивно сжимала пистолет, а то через минуту пальцы ее ослабевали и казалось, вот-вот выпустят оружие, затем они снова сжимались.

Похищение обоих Рощиных успокоения и злорадного торжества не принесло. Ежов стоял немного в стороне, у камина, воровато бросал колючие взгляды то на Зиночку, то на Кима, стоящего у стены. Внутри у него не только сердце тарахтело, а было ощущение, что все внутренности вот-вот оборвутся. Пожалуй, в состоянии уравновешенности и покоя пребывал лишь Рощин. Он держался уверенно и, сцепив руки за спиной, смотрел на Туркину открыто и в упор, абсолютно не испытывая страха перед похитителями. Зина мысленно прокручивала события недели, с каждой минутой убеждаясь, что Рощин вышел победителем. Это было мучительно признать, но раздавил он всех семерых действительно теми же методами, к каким прибегали они, – подло, безжалостно, без правил. Как и обещал, явившись в виде призрака на кладбище.

– Значит, ты не умер, – наконец процедила Туркина.

– Где мой сын? – спросил Рощин без тени страха.

– Немного терпения, – не ответила Зина. – Кого же тогда похоронили?

– Меня, – усмехнулся Рощин. – Что ты хочешь, Туркина?