Неподалеку работал декоративный фонтан. Журчал едва слышно ручеек воды, изливающийся из разбитого кувшина, над которым склонилась мраморная женская фигурка. В ресторане было тепло, и воздух, как ни странно, пах растениями, которые произрастали здесь в изобилии в разнообразных кадках и горшках. Впечатление того, что они встретились в саду, было настолько реальным, что Пименов невольно поискал глазами птичек, порхающих среди ветвей. Но птичек не было.
— Мне тоже здесь нравится, — произнес Борис Яковлевич, не сводя с него внимательного взгляда. — Особенно когда приходит осень. Я и делал интерьер согласно собственным вкусам. Ну, молодой человек, показывайте, что у вас? Не стесняйтесь, мы тут одни. Это моя ресторация, и в это время нас здесь никто не побеспокоит.
— Да, в принципе, никаких особых секретов у меня нет, — Пименов запустил руку во внутренний карман пиджака и извлек на свет замшевый мешочек с затянутой плетеным шнуром горловиной.
— Да? — удивился антиквар и еле заметно улыбнулся одними уголками губ. — Я бы на вашем месте, Алексей Александрович, так уверенно бы не говорил. Спорное, знаете ли, утверждение. Я, например, не поручился бы за то, что у вас нет секретов. Мне люди без секретов встречались крайне редко. Специфика такая у моего бизнеса наблюдается.
Пименов положил мешочек на стол, стоящий между ними, убрал руку, и только после этого Борис Яковлевич протянул свою.
Пирамидка, покрытая причудливыми штрихами иероглифов, была тусклой, словно до сих пор хранила на своих металлических боках сырость морских глубин.
— Хм… — произнес антиквар задумчиво. — Прелюбопытная вещица. А можно ли полюбопытствовать — где сия штучка найдена? Откуда она у вас?
— Полюбопытствовать можно… — сказал Пименов, глядя в лицо Борису Яковлевичу. — А вот ответом — мне придется вас разочаровать.
— Что? Совсем? — спросил антиквар, поднимая на Пименова насмешливый взгляд.
— Пока — да.
— А… Это вы в ответ на мои сентенции о секретах, — протянул старик с уважением в голосе. — Понимаю. То есть скажете ли вы мне что-нибудь или нет, зависит от того, что скажу я вам?
Пименов кивнул.
— Ну, хорошо, — согласился антиквар. — Договорились. Баш на баш, как говорят в определенных, не очень любимых мной кругах.
Он достал из кармана глазную лупу и ловко вставил черный цилиндр в глазницу и прихватил его седой бровью.
— Посмотрим, посмотрим…
Пальцы у него были, как у музыканта или хирурга, — длинные, холеные, с коротко обрезанными ногтями, скорее всего старик делал маникюр как минимум раз в неделю. Пименов невольно спрятал свои обветренные руки под скатерть. Переломы на пальцах срослись, но он все еще с трудом их сгибал, и отметины шрамов резко выделялись на загорелой коже.
— Вы чем-то ее обрабатывали? — спросил Борис Яковлевич, не поднимая склоненной головы. — Я имею в виду керосин или WD?
— Нет.
— Это хорошо.
Он распрямил спину, щелкнул пальцами, и неизвестно откуда у столика материализовался давешний Лехин сопровождающий с подносом, на котором стояла фотографическая кювета с какой-то жидкостью.
Пименов с интересом наблюдал за тем, как антиквар обрабатывает плоские бока пирамидки специальным тампоном, протирает металл ветошью. Потом старик омыл ладони в чаше с водой и воспользовался влажными салфетками с легким цветочным запахом, перед тем как снова взять пирамидку в руки.
— Ну-с, — сказал он, — попробуем…
От нажатия на донышко и на одну из граней что-то громко щелкнуло, но с самой пирамидкой ничего не произошло. Во всяком случае вначале. Борис Яковлевич сделал странное движение ладонями, одна пошла вверх, другая вниз, словно сдвигая одну часть пирамидки относительно другой по вертикальной оси, и Пименову показалось, что перед ним на столе раскрылся веер. Антиквар и открывал пирамидку, как открывают веер, или даже скорее как шулер раскрывает колоду карт — плавным, отработанным движением. Раздававшееся при этом легкое металлическое пощелкивание перекрывало журчание воды в фонтанчике, и Пименова от этого звука невольно бросило в дрожь. Он почувствовал на своем лице легкое дуновение, словно кто-то невидимый выдохнул рядом, и в этом дыхании был нездешний цветочный аромат (странный аромат, смесь приятного теплого запаха с тяжелым мясным духом) и влажное прикосновение чужого соленого бриза. Пименов знал — Черное море так не пахнет. Но пахло морем — тут он ошибиться не мог.
Пирамидка развернулась на 360 градусов, в последний раз щелкнула — все ее части стали на свои места: скользнули в пазы крошечные зацепы, и места соединений превратились в невидимые тонкие линии — перед Пименовым и антикваром лежал металлический круг с травленым на нем рисунком. В причудливой пляске кривых легко угадывались очертания островов с извилистой береговой линией. От края окружности к ее центру, словно «льющиеся» строчки из фильма «Матрица», бежали иероглифы.
— Что и требовалось доказать, — сказал Борис Яковлевич негромко. — Любуйтесь, Алексей Александрович. Любуйтесь. Не так часто встречается на самом деле…