— Боюсь, что да… — ответил Губатый. — Но это некритично.
— Ты уж объясни нам, сирым, — сказал Ельцов с плохо скрываемым раздражением, — что значит некритично? Загадками соизволите говорить?
— Некритично означает «похер», — пояснил Пименов. — Это соседняя бухта, никуда перебазироваться не надо, и это новость, внушающая оптимизм. А вторая новость плохая, превращающая нашу экспедицию в прогулку бессмысленную и дорогостоящую… Лена, ты помнишь, что у нас там за рельеф? Правильно! Если корма «Ноты» легла на грунт там — это трындец, потому что там такой свал, что только под скалой больше тридцатки, а в десяти метрах дальше — все пятьдесят…
— Откуда ты знаешь, — спросила Изотова, — мы же там на квадраты не разбивали?
— Я туда «Тайну» проводил и место для якорной стоянки выбирал. Ты можешь мне на слово поверить.
— И мы все эти дни искали в другом месте… — проныл Ельцов.
— Да не расстраивайся ты так.
Ленка молча встала и пошла к лодке.
— Ты куда? — спросил Олег.
— Проверить.
— Ночью? Ты, мать, сдурела наверное…
— А ты завтра будешь проверять? Да? Когда Кущ подтянется? Не хочешь, сиди в палатке… Достал уже!
— Ну, что ты вызверилась?! Что ты сейчас увидишь?
— Я хочу понять — не тянем ли мы пустышку. Белый валун, например, можно найти и сейчас.
— Поехали все вместе, — предложил Губатый примирительно. — Только фонари берите.
— Белый валун, белый валун… — сварливо передразнил Ленкины интонации Ельцов. — Темно, как у негра в жопе, а ты — белый валун! Он под берегом, если завалило его, то ты уши от мертвого осла найдешь, а не валун!
— А тебя, в принципе, никто за рога и не тащит, — отрезала Ленка. — Сиди здесь, копайся в бумагах, следопыт херов! Навычислял в кабинете у себя! Столько дней потеряли!
— Я-то тут при чем? — взвизгнул Олег на повышенных тонах. — Меня чего козлить? Вот же сука! Ну чего ты на меня напускаешься?
— Так! — сказал Губатый жестко. — А ну-ка, закончили базар, голубки! Что за крик на лужайке? Ничего еще не случилось, а вы уже друг другу в горло вцепились! Кузя, не устраивай истерик…
— Я тебе не Кузя! — вскричал Ельцов фальцетом. — Понял ты?! Я и ей не Кузя, и тебе не Кузя! Я… Я…
— Пошел на хер! — сказала Изотова брезгливо. — Разорался, как девица… Поехали, Леша. Пусть успокоится.
— Что, — зашипел Ельцов, как разъяренный кот, — зачесалось? Ты, Леночка, его трахать везешь?
Пименов шагнул вперед, рефлекторно отслеживая, как и куда смещается противник. Ельцов не производил впечатление бойца, но был тяжелее и выше. В такой ситуации бить надо было наверняка, в голову или в пах, чтобы вырубить противника болевым шоком.
— Не сметь, Пима! — заорала Изотова истошно, как перепуганный дневальный в казарме при приближении начальства.
Вот она двигалась со скоростью атакующего гепарда и оказалась между Губатым и Ельцовым раньше своего крика.
— А ну, закончили! — выдохнула она хрипло. — Еще смертоубийства нам не хватало!
Одной рукой Ленка уперлась Пименову в грудь, а вторую протянула над костром, в сторону мужа.
— Ты, Олежек, успокойся! Трахал бы лучше, меньше бы переживал… Выдохни, понял!
— Ж-ж-ж-животное… — выдавил Ельцов с отвращением, обращаясь то ли к Губатому, то ли к супруге.
— Всего и делов-то, — отозвалась Ленка, — что поехать и посмотреть, прав Пима или не прав. Чего ты разорался? Не хочешь ехать — сиди себе, почесывай себе то, что у тебя чешется. А я с тем, что чешется у меня, сама разберусь! Ну? Успокоился? Все? Поехали, Леша…
Ельцов дышал словно беговой конь после финиша — широко раздувая ноздри, с присвистом. Пименову даже показалось, что от Олега исходит острый запах звериного пота, настолько сильный, что перекрывает и свежесть ночного бриза, и йодистый аромат выброшенной на гальку морской травы. Лицо Ельцова, освещенное мерцанием костра, тоже не излучало всегдашнего дружелюбия — губы его прыгали, словно он готов был разрыдаться. А глаза… Теперь тот самый давнишний взгляд, пойманный Губатым случайно, уже не казался параноидальным видением.
Они обогнули скалу, и только когда свет от костра исчез и их окутала густая южная ночь, Изотова процедила сквозь зубы еле слышно: «Дебил!» Мотор работал на малых оборотах, тихо бормотал, а не победно ревел, как днем, когда они на полном газу перескакивали от точки к точке, и поэтому Пименов очень хорошо расслышал краткую характеристику, которую Ленка выдала своему мужу.
— Я не думаю, что надо обострять отношения, — сказал он, не повышая голоса. — Не знаю, как там у вас все складывалось в Питере, но впечатления счастливой пары вы не производите.
— Здорово подметил, — Изотова прикурила, и на мгновение ее лицо, резко очерченное глубокими черными тенями, вынырнуло из мрака. — Наблюдательный ты наш.
Во тьме зарделся кончик горящей сигареты.
— По-разному жили. Иногда, казалось, что друг без друга не выживем. И, наверное, так и было. А иногда я ночью засовывала под себя руки, чтобы не вцепиться ему в горло.
— Ты его не любишь?