Оставшиеся в тени

У Брехта есть шутливый рассказик-притча «Любимое животное» (из цикла «Рассказы о господине Койнере»). Там как бы воедино собраны черты, которыми он причудливо наделял слоновьи фигурки-талисманы из дерева и кости и которые щедро раздавал персонажам — слоникам в своих сонетах:

«…Слон соединяет в себе хитрость и силу. Это не та жалкая хитрость, достаточная лишь для того, чтобы избежать преследования или украдкой раздобыть какую-нибудь пищу. Нет, это хитрость, которая опирается на силу, необходимую для большого дела. Слон прокладывает большой след. Однако он добродушен и понимает шутку. Он добрый друг и достойный враг. Он велик и грузен, но очень подвижен. Тело его огромно, а хобот способен поднимать самые мелкие съедобные предметы, например, орехи. У него удачно устроены уши, он слышит только то, что хочет. Он живет до глубокой старости. Он очень общителен, и не только по отношению к слонам. Везде его любят и боятся. В его облике есть что-то забавное, что привлекает к нему сердца. У него грубая кожа, о которую ломаются ножи, но зато нежная душа. Он может быть грустным, может быть гневным. Он охотно танцует. Умирать он уходит в чащу. Он любит детей и других мелких зверушек. Он весь серый и бросается в глаза только своей массивностью. Он не съедобен. Он умеет хорошо трудиться. Он любит выпить и тогда становится веселым. Кое-что он делает и для искусства — поставляет слоновую кость».

Как это бывает у Брехта, сквозь характеристику вроде бы сторонней натуры, описание животного, слона, неожиданно вдруг проглядывает психологический портрет человека, пожалуй, даже идеального человека! Кого бы хотел видеть таким автор? Собратьев по искусству? Самого себя? Во всяком случае, как будто бы озорная слоновья символика у Брехта несет в себе немалое и разнообразное содержание…

Если слоники из девятнадцатого сонета — разъяренные мстители, фурии, карающие за малейшее попрание ритуалов верности, то слоники из двадцать первого сонета — это величественная свита, почетный караул, сопровождающий триумфальный выход своей повелительницы.

Парадное шествие устроено по важному случаю — героиня только что одержала победу в поединке со смертельным недугом. Пусть все теперь видят это: ведь человеческий дух преодолел не только немощи тела, он остался верен себе и в исполнении высоких обязательств перед другими. Пусть же трубит почетная стража, выражая уважение своей храброй повелительнице! А «самое маленькое и беленькое из животных», как сказано в оригинале (не поэтический ли двойник «маленького (совсем маленького)» ньюйоркца из слоновой кости, который, судя по письму Брехта, был раздобыт в конце 1935 года?), этот слоненок пусть знаками уважения благодарит героиню за то, что та спасла нам «человека и борца».

Вот сам сонет:

Моллюска в руки взял. Едва его отведал,

Вдруг ночью страх меня, как обруч, охватил:Как борешься, когда в тебе так мало сил?Тотчас решил послать мечту тебе по следу.Вот та мечта: ты выйдешь на простор,Тебя окружат наши стражи,Трубя, почтенье каждый слон окажет.За то, что билась ты, ведя со смертью спор.

Благословен будь тот, кто груз свой до концаНесет, когда земля колеблется и стонет!Победа из побед на грозном небосклоне!Пускай благодарит малютка — белый слоникЗа то, что ты умом, что мужества достоин,Спасла нам человека и борца.

(Перевод Н. Лиховой)

Наконец, есть стихотворение, в котором развернуто сформулирован брехтовский кодекс духовного соратничества, того высшего выражения этики солидарности, о какой говорил Фейхтвангер. Стихотворение написано в 1939 году, выдержку тоже стоит привести здесь:

И вот война, и путь наш все труднее,И ты идешь со мной одной дорогой,Широкой, узкой, в гору и пологой,И тот ведет, кто в этот час сильнее.Гонимы оба и к одной стремимся цели.Так знай, что эта цель в самом пути.

И если силы у другого ослабели,И спутник даст ему упасть, спеша дойти,Она навек исчезнет без возврата…

(Перевод А. Исаевой)

С обобщающей проницательностью искусства здесь предречено уже и напророчено все, что целиком относится к разыгравшейся вскоре истории. И Брехт поступил так, как чувствовал, как мыслил, как писал.

Иначе поступить он не мог!