Оставшиеся в тени

С тех пор как ты умерла, маленькая, строгая,Я брожу, ничего не видя, не зная покоя,В недоумении натыкаясь на серый мир,Без дела, словно уволенный.Запрещен мнеВход в мастерскую,Как всем посторонним.Улицы и бульвары я вижу

В столь непривычном дневном освещенье,Что едва узнаю их.ДомойНе могу вернуться: мне стыдно,Что я уволенИ в горе.

1941 г.

Пометки, сделанные рукой Аплетина на письме Брехта от 30.5.41.:

«3) Деньги, которые я занял для нее, переслать мне», — «Пересланы и получены Брехтом во Владивостоке 9.VI.41».

«4) …Все остальное может взять и раздать т. Мария Остен» — фраза жирно подчеркнута чернилами.

«5) Оставшуюся сумму, из тех денег, которые, я оставил для Штеффин, положить на счет Лиона Фейхтвангера». — «Взято 2 тыс. на похороны».

«6) Мария Остен обещала сделать простую маску с лица Штеффин…» — «Сделано 2 маски».

Телеграмма, переданная из Владивостока в 09.45 утра 9.6.41, с пометками на ней рукой Аплетина:

МОСКВА ВОКС ГЕОРГИЕВСКАЯ 17 АПЛЕТИНУ БАНК ДАЕТ ДОЛЛАРОВ НО НЕ ХОЧЕТ ДАВАТЬ РАЗРЕШЕНИЕ НА ВЫВОЗ ЗА ГРАНИЦУ ПРИВЕТ = БРЕХТ =

Надпись чернилами от верхнего угла телеграммы, сделанная рукой М. Я. Аплетина, состоявшего одновременно в руководстве Всесоюзного общества культурной связи с заграницей — ВОКС: «Телеграмма была передана т. Детиновым по телефону ок. 12 час. Приняты меры, Внешторг дал молнию, подтверждающую разрешение на вывоз валюты, с уведомлением. Подтверждено выполнение в 12 ч. дня. М. Аплетин. 9.VI.41 г.»

Письмо, отправленное из Владивостока:

«Дорогой товарищ Аплетин,

Я надеюсь, у Вас было не чересчур много хлопот с пересылкой долларов Греты. Ошибку явно совершил местный банк, который не понял московской телеграммы. Теперь я получил 940 долларов и разрешение на вывоз. И за это снова спасибо!

Могу ли я еще раз — в последний раз — написать по поводу Гретиного дела? Я понял Вашу телеграмму так, что Вы хотите послать рукописи, фотографии и маску мне по адресу: Вильгельму Дитерле, 3351… Голливуд, Калифорния, и в качестве отправителя будет указан санаторий (т. е. санаторий «Высокие горы». — Ю. О.) Это очень хорошо. Если можно, мне приятно было бы также получить на этот адрес несколько мелочей из вещей Греты, которые я хотел бы иметь на память. Это фигурки маленьких слоников и другие фигурки и дорожные шахматы из Гретиного чемодана. Есть там и несколько частных фотографий, которые она, по-моему, взяла с собой в клинику. Может быть, Лидия вместе с Марией разыщут эти вещи. Марии я написал, что сделать со всем остальным.

Потеря Греты — тяжелый удар для меня, но если уж я должен был ее оставить, то не мог бы это сделать нигде, кроме как в Вашей великой стране. Я никогда не забуду товарищества и радушия, которые я — и она со своей стороны — узнали тут.

А теперь еще раз сердечное спасибо за все, дорогой товарищ Аплетин. Передайте, пожалуйста, привет товарищ Лидии, которая тоже так много сделала для нас, и примите крепкое рукопожатие.

От Вашего Бертольта Брехта

Владивосток, 11.6.41…»

Из автобиографических заметок Б. Брехта 1942 года:

«Почти год я чувствую себя подавленным смертью моей сотрудницы и товарища Штеффин. В самом деле до сих пор я уклонялся от того, чтобы осознать это до конца. Я не так боюсь боли, как стесняюсь ее. Но в первую очередь в таких случаях у меня нет достаточного количества мыслей на этот счет.

Конечно, я знаю, что эту утрату мне не забыть, можно только скрывать ее от себя. Порой, когда ее образ возникал передо мной, я даже выпивал глоток виски. Так как я пью редко, уже глоток сильно действует на меня. Полагаю, что такие средства так же пригодны, как другие, которые считаются более респектабельными. Они, конечно, внешние, но я не вижу никакого внутреннего решения проблемы. Смерть не хороша ни для чего.

Не все в этом мире направлено к лучшему. Никакая неисследованная мудрость не извлекается отсюда. Утешения быть не может».

Из дневника Брехта: