Осторожно, триггеры

Когда я был у нее последний раз, мы затеяли разобрать кое-что из его вещей. Она вручила мне черный кожаный очечник, набитый потускневшими запонками, и сказала, чтобы я посмотрел папины свитера и кардиганы и забрал себе все, что захочу – на память. Папу я любил, но в его свитере себя никак не представлял. Он всю жизнь был гораздо больше меня. На мне его вещи просто не смотрятся. Как вдруг…

– Ой, а это что? – сказал неожиданно я.

– А! – ответила мама. – Эту штуку отец привез из Германии, когда служил в армии.

Фигурка была из какого-то пестрого красного камня, размером с мой большой палец. Человечек… герой или бог; грубо вырезанное лицо искажено болью.

– Какой-то он не больно немецкий с виду, – поделился я.

– А он и не оттуда, милый. Думаю, он из… в общем, сейчас это Казахстан. Как оно называлось тогда, я не помню.

– Какого черта па делал в Казахстане, да еще с армией?

Скорее всего, это были пятидесятые. Во время армейской службы па заправлял офицерским клубом, действительно в Германии, и ни разу в своих послевоенных байках, которые травил вечерами за ужином, не упоминал ничего более героического, чем умыкнутый без разрешения начальства грузовик или хитрым способом добытая партия виски.

– Да ничего особенного, дорогой, – спохватилась ма, будто и так сболтнула лишнего. – Он не любил об этом говорить.

Статуэтку я отложил к запонкам и куче покоробленных черно-белых фотографий, которые решил изучить на досуге получше.

Той ночью я спал в конце коридора, в гостевой спальне на узкой и неудобной кровати.

Утром я пошел в комнату, служившую папе кабинетом, – поглядеть на нее еще один, последний раз. Потом – через холл в гостиную, где ма уже накрыла завтрак.

– А куда девалась та каменная статуэтка?

– Я ее убрала, дорогой, – мама поджала губы.

– Зачем?

– Твой отец всегда говорил, что ее надо было сразу же выбросить.

– Но почему?

Она налила мне чаю. Из того же самого фарфорового чайника, которым пользовалась всю жизнь, сколько я себя помнил.

– Она напоминала ему о тех людях. У них там, в долине, корабль взорвался. Когда в пропеллер влетела эта вислая пакость.

– Какая еще вислая пакость?

Мама на мгновение задумалась.

– Птеродактили, дорогой. Пишутся через «П». Папа, во всяком случае, сказал, это были они. Конечно, по его словам, люди в дирижабле заслужили все, что с ними случилось, – после того, что сделали с ацтеками в 1942-м.

– Мамуль, ацтеки вымерли много веков назад. Задолго до 42-го.

– Конечно, милый. Те, что в Америке, – да. Но не в этой долине. Те люди, которые в дирижабле, – папа говорил, они были, в общем, не люди. Но выглядели как люди, несмотря на то что прилетели из… еще такое смешное название… Откуда же они прилетели?..

Она еще немного подумала.

– Ты пей чай, дорогой.

– Да. Нет. Погоди… Так что это были за люди? И птеродактили вообще-то тоже вымерли – пятьдесят миллионов лет назад, на минуточку!

– Как скажешь, дорогой. Папа никогда об этом толком не рассказывал.

Она помолчала.

– Там еще девушка была. Это случилось лет за пять до того, как мы с ним стали встречаться. Он тогда был очень хорош собой, твой папа. Ну, я-то всегда считала его красавцем. А девушку он встретил в Германии. Она скрывалась от тех, кто охотился за этой вот статуэткой. Она был их королевой или принцессой, а может, жрицей, что-то вроде того. Они похитили ее, а поскольку он оказался с ней, то и его за компанию. Они на самом деле были не инопланетяне – больше похожи на тех, по телевизору, которые превращаются в волков…

– Оборотней, что ли?

– Наверное, так, милый.

Мама немного посомневалась.

– Статуэтка, видишь ли, – это их оракул. Если ты ею владел – или хотя бы просто заполучил ее, – ты становился у них главным, у этих людей.

Она помешала ложечкой чай.

– Как там отец говорил? Вход в долину был по узенькой тропке, через ущелье, и после того как эта немецкая девушка… ну, да, она не была на самом деле немкой… в общем, они взорвали проход этой, как ее… лучевой машиной, чтобы отрезать все пути во внешний мир. Так что папе пришлось пробираться домой самому. Он бы влип в очень крупные неприятности, твой папа, если бы не тот человек, которому удалось бежать вместе с ним, Барри Анском, он еще был в военной разведке…

– Стой! Барри Анском? Он к нам несколько раз приезжал на уик-энд, когда я был совсем маленький? Давал мне каждый раз по пятьдесят пенсов… показывал фокусы с фальшивой монетой. Храпел. Еще такие дурацкие усы носил…

– Да, милый, Барри. Он, когда вышел на пенсию, уехал в Южную Америку. В Эквадор, кажется. Там они и познакомились. Когда твой папа был в армии.

Па мне как-то говорил, что ма терпеть не может Барри Анскома, потому что он – папин друг.

– И что?

Она налила мне еще чашку чаю.

– Это все было так давно, дорогой. Однажды папа мне все рассказал. Но не сразу, потом, когда мы с ним поженились. Сказал, я должна знать. У нас с ним как раз был медовый месяц. Мы отправились в крошечную рыбацкую деревушку в Испании. Сейчас это большой туристский город, но в те времена никто о ней даже не слышал. Как же она называлась? Ах да – Торремолинос.