Остров гориллоидов

— Ну конечно. Ты же видел, как я сворачивал в сторону, как только разговор подходил к этому пункту. Раненая обезьяна перегрызла ему горло.

— Здорово!

— Так видишь, — продолжал Ильин, — дело надо доводить до конца, но надо, чтобы она этого не знала. Перед насилием и кровью у нее болезненный ужас, и если она узнает, что разгром и резня в Ниамбе дело наших рук, она отвернется от меня.

Дюпон засмеялся:

— Любовь, следовательно! Ну ладно, пусть будет так. Теперь о деле. Когда мы спускались, я, уже теряя сознание, все же запомнил громадный столб дыма над Ниамбой. Доблестные воины покойного капитана, да, кстати, и их долготерпеливые черные мамаши теперь уже, вероятно, начисто разнесли и спалили все заведение. Луи был в толпе и направлял ее к складу. Но, конечно, руководить пьяными чертями во всем он не мог. Все-таки мне кажется, что это он нарочно отвлек толпу к продуктовому складу, иначе они мигом сломили бы наше сопротивление. Конечно, у него свои соображения, и я никогда не мог влезть в его дикую сумасшедшую башку. Но я потому за него спокоен, что его чудовищные мечты о крови и власти требуют для осуществления как раз тех действий, которые нам сейчас нужны. Уговор же был такой: разнести Ниамбу, захватить большой катер на пристани, переправить зверей на ту сторону реки, чтобы двинуться на институт. Один молодой негр, с которым у меня завязались сношения и который работал на катере, должен был для этого вынуть на время какую-нибудь часть из машины и помешать отвести его от пристани, когда начнется суматоха. Радио я испортил сам сегодня ночью и испортил на совесть. По этой стороне реки пути нет ни направо, ни налево из-за болота, да кроме того, институт на той стороне. Значит, там еще ничего не могут знать. Впрочем, я не думаю, чтобы птенчики сегодня переправились через реку. Несомненно, все обезьяны пьяны в доску, а с ними, конечно, и негры, кроме разве двоих наших.

— Так ты убежден, что они не тронули негров? — спросил Ильин.

— Ну конечно. Все-таки ведь «родственники».

— Но в таком случае нам здесь нечего делать. Надо скорей лететь в институт и предупредить своих.

Дюпон отрицательно покачал головой:

— Сегодня я еще очень слаб, и скоро вечер — это во-первых и во-вторых, а в-третьих — армия генерала Луи прибудет туда берегом только завтра, во второй половине дня. Значит, самое правильное — сегодня отдохнуть и выспаться, а завтра утром двинуться в путь.

Когда Мадлен притащила охапку ветвей, Ильин, несмотря на протесты молодой женщины, сходил за остальными нарезанными ею ветками и устроил довольно приличную постель.

Ночь пришла сразу, как это бывает под тропиками, и когда звездами загорелось черное небо, все трое, накрывшись брезентом, улеглись рядом под крылом аэроплана.

Мадлен скоро задремала, положив голову на руку Ильина. Несколько раз она быстро-быстро начинала говорить жалобные и бессвязные слова, два раза во сне по-детски всхлипнула, затем постепенно успокоилась и крепко заснула. Дюпон давно уже тихонько насвистывал носом. Ильину не спалось.

Ночь была тихая и теплая. Яркие звезды глядели с бездонного неба. Со всех сторон несся переливающийся неумолчный звон цикад. Жутко кричала вдали на опушке леса какая-то ночная птица. Черные тени огромных летучих мышей ныряли откуда-то сверху к белевшему на поляне силуэту аэроплана и снова исчезали во мраке.

Прислушиваясь к звукам ночной жизни тропического леса, Ильин медленно перебирал в памяти сумбурные воспоминания сегодняшнего дня. Дикий рев толпы гориллоидов, окровавленная, с перегрызенным горлом бессильно закинувшаяся назад фигура Ленуара, злорадные нотки в голосе Тракара и сверкающая победная радость, когда глубоко внизу остались выстрелы и пылающие развалины Ниамбы и когда, обнимая одной рукой хрупкое безжизненное тело Мадлен, он развязывал узлы веревок.

Потом, как на экране кинематографа, на мгновенье почему-то вырисовались залитые весенним солнцем колонны Большого театра в Москве, красивые розовощекие девушки в легких ярких платьях и сказочно прекрасный Кремль, нависший высоко над рекой, — и в звенящей радости жизни постепенно растворились остатки засыпающего здоровым сном сознания…

XXX. СНОВА В ВОЗДУХЕ

Утром Дюпон, кряхтя и ругаясь, попробовал пройти несколько шагов и, убедившись в безнадежности этой попытки, определил положение следующим образом:

— Ногу хоть выбрось. Сейчас в ней меньше толку, чем если бы ее вовсе не было. Голова в порядке. Следовательно, беру ответственность в воздухе не только за себя, но и за вас обоих, дорогие товарищи.