Остров на краю всего

– Она у меня с рождения такая, – продолжает Мари. – Из-за нее, а еще из-за моей бледной кожи родители решили, что я – проклятая. А потом люди еще всякое говорили. Некоторые в городе называли меня прокаженной… Извини, Тронутой.

– Ты поэтому так любезна со мной?

Она удивленно моргает.

– Ты хорошая, добрая. Я поняла это еще в первый вечер. Ты утешала того малыша, хотя и сама грустила.

– Это ты смотрела на нас из верхнего окна?

Мари кивает.

– Моя кровать прямо под тобой, в углу, справа.

– А ты мой автопортрет видела?

Я морщу лоб, потом вспоминаю рисунок и букву «М» на стене.

– Ну да, конечно! Он…

Мари смеется. Звонко и весело.

– Да, ужасен. Я нацарапала его, когда только приехала сюда. Забавно, что ты попала на мое прежнее место. Будем обмениваться сообщениями!

Я хлопаю себя по лбу.

– Обещала нане, что напишу сегодня.

– Ты и сейчас можешь написать.

– Но письмо уже не попадет на почту, если только Луко не поедет в город.

– Ты обещала отправить его сегодня или только написать?

– Написать.

– А раз так, то и обещание не нарушишь. Подожди здесь.

Она поднимается и исчезает. Я оглядываюсь. Несколько человек – и приютские, и наши – вместе гоняют на площадке тряпичный мячик. Какая перемена всего за один день. Кое-кто из наших – меньшая Игмес, Кидлат и Лила – сидят поодиночке у костровой ямы. Может быть, они тоже, как и я, мыслями и душой остались там, на Кулионе. На сердце пусто. Кидлат, заметив, что я смотрю на него, подходит и протягивает какой-то пожухлый цветок. Я беру. Он улыбается и садится рядом.

Мари, вернувшись, садится по другую сторону от него.

– Привет. Я – Мари.

– Он не говорит, – объясняю я. – А зовут его Кидлат.

– Приятно познакомиться, – кивает Мари, и Кидлат отвечает улыбкой. – Вот, держи. – Она кладет передо мной несколько листков бумаги. – Пиши.

– А что писать?

– Что хочешь.

– Даже не знаю, с чего начать.

– Начни с общих впечатлений, а потом добавь подробностей. Подсматривать не буду.

Мари ложится. Жара спала, и в воздухе полно насекомых. Минуту-другую я смотрю на играющих в футбол мальчишек. Сэн и Дату в одной команде, Луко – на воротах. Двигаться ему почти и не надо – мяч все равно попадает в него. Мистер Замора торопливо строчит в тетради.

Я расскажу нане, что он пишет книгу о бабочках. Расскажу о нашем путешествии, о Кидлате, других детях и сестре Терезе. А еще о Луко и уроках. Но начну с ложки, которой со мной поделились. Начну с Мари.

Спать сестра Тереза отправляет нас рано, но мне не спится. Лежу, слушаю море. Оно должно быть близко, но пока я его не нашла. Завтра поищу и море, и остров Кулион, хотя он и будет всего лишь темным размазанным пятном на горизонте.

Тук. Тук.

Я вздрагиваю и поворачиваюсь к окну. Звук такой, будто кто-то стучит снаружи, но никого не видно, ничьи пальцы не прижимаются к ставням. Внезапно какая-то тень проносится мимо окна, и мое сердце пускается вскачь. Что это? Птица?

Тук. Тук. Тук.

Нерешительно открываю ставни. Высокая Игмес ворочается на соседнем тюфяке, но не просыпается. В воздухе передо мной болтается висящая на бечевке палочка. Выглядываю, смотрю вверх и вижу бледную руку. Мари. Развязываю узел, беру палку и замечаю на ней листок.

Спокойной ночи.

Я снова смотрю вверх, но бечевки уже нет, а ставни закрываются. Провожу пальцем по «М» на стене и одними губами шепчу: «Спокойной ночи».

Письмо

На следующий день, пока все играют во время утреннего перерыва, я тихонько ускользаю и сворачиваю за угол приюта. Иду по заросшей тропинке через рощу, через брошенные пятнами тени. В какой-то момент деревья вдруг редеют и останавливаются, как солдаты на марше, получив команду «Стой!». Я стою у края обрыва. Дальше, бесконечное и сверкающее, море. Всматриваюсь, щурясь, и вижу, что не такое уж оно бесконечное. Неподвижное пятнышко на горизонте, должно быть, и есть Кулион. Грудь сжимается вокруг чего-то острого. Где-то там, на этом крохотном пятнышке, – нана. Чья-то рука ложится мне на спину.

Мари. В широко раскрытых глазах беспокойство и тревога.

– Все в порядке, Ами.

Она подходит ближе, чтобы обнять меня, но я не хочу, чтобы меня обнимали. Мы бредем к самому краю и садимся рядышком, свесив ноги.

Первой, после долгого молчания, заговаривает Мари.

– Извини, что пошла за тобой. Вообще-то я сама хотела показать тебе сегодня это место. Оно – лучшее, что здесь есть. Я называю его скала Такипсилим.

– Сумеречная скала?

Она кивает.

– На этой стороне острова садится солнце. Мы могли бы приходить сюда, смотреть, как линяет мир.

– Линяет?

– Мой ама называл утро временем, когда мир окрашивается, так что вечер – это время, когда он линяет. – Мари улыбается и протягивает руку, указывая на что-то далекое. – А вот там – Кулион, остров, откуда ты приехала.

Это не вопрос, но я все равно киваю.

– Сидди указывает в противоположную от него сторону.

– Сидди?

– Бронзовый петушок на крыше. Я проверила, прежде чем пойти за тобой.

– Флюгер? – удивляюсь я. – Ты называешь его Сидди?