Остров обреченных

Увидеть его девушке не суждено: все разом набрасываются на нее, тащат к костру, она отбивается и кричит – о, как ужасны эти крики, ведь от них хочется закричать и всем остальным! – песок и брызги воды летят во все стороны, капли сладостной прохлады, ведь уже наступила жара; над брезентом поднимаются испарения, и трупный запах медленно раскрывается над ними куполом парашюта. Наконец ей удается вырваться: обнаженная, она забегает в воду по пояс; Лука Эгмон хочет окликнуть ее, предупредить о жуткой рыбе, что дремлет на дне лагуны, но девушка вдруг останавливается и медленно поворачивается к ним лицом. Через мутную зеленоватую воду едва различимо просвечивает белый мрамор тела. Замерев, она смотрит на свои стопы – две белые рыбешки, дремлющие на дне вверх брюшком, – и на секунду весь мир замирает вместе с ней. Она молчит, и даже море словно обездвижено – лишь бесконечная волна поднимается на горизонте, но быстро поглощается молчанием других волн, и кто-то из мужчин думает, что девушка так красиво прогнулась назад, будто оперлась плечами на тонкую линию горизонта.

И тут она поднимает руки из воды, смывает прилипший к телу песок и вполголоса произносит:

– Отпустите его ко мне, отпустите его ко мне…

Но они не собираются делать этого, хотя она так умоляюще смотрит на них. Встают вокруг мертвого тела, костяшки пальцев белеют от мучительных попыток не дать крику вырваться наружу. Украдкой бросают друг на друга взгляды, горячий пот струится по телу, и тем, кто не стоит в воде, а остается на суше, все невыносимее и невыносимее: зной сжимает голову, словно тяжеленный дополнительный череп, сердце бешено стучит, выпрыгивая из груди, будто тебя заперли в бане и продолжают поддавать пар, и вот ты уже ползаешь по полу, стонешь и умоляешь о самом абсурдном спасении из всех – пусть наступит конец света, и тогда баня рухнет вместе со всем остальным, – лишь бы освободиться от этой адской жары!

О, они мечтают, чтобы англичанка снова закричала, им нужна ее дикая истерика, ведь тогда они хоть какое-то время смогут не думать о собственном бедственном положении, но девушка просто складывает ладони лодочкой, начинает поливать водой грудь и монотонно твердит:

– Отпустите его ко мне, отпустите его ко мне…

Англичанка перестает обливаться, делает несколько шагов в их сторону и вдруг начинает танцевать. Иногда тело полностью скрывается под поверхностью воды: мелькают судорожно дергающиеся ноги, руки поднимаются и опускаются, подобно плавникам ската; потом из воды показываются ослепительные плечи, и она мягким рывком взмывает вверх над линией горизонта, а потом, словно отрез шелка, ласково опускается на зеленую воду. Это танец тоски, танец страсти, танец желания, которое ненавидит, когда его удовлетворяют, тоска по никому.

Мадам находит на берегу лохмотья англичанки, перебрасывает их через плечо, убегает от этой вони, жары, мужчин – только сейчас, дрожа от стыда и обиды, она почувствовала, как ужасно от них воняет, внезапно поняла, насколько обнаженной делает ее саму непристойный танец голой англичанки: обезумевшая девушка как будто предлагала их обеих похотливым взглядам мужчин – мадам хватает ее за плечо и резко останавливает. Женщины вглядываются друг в друга, как два канатоходца, встретившиеся на середине троса, натянутого между страхом и ненавистью, и понимающие, что одному придется упасть. Мадам накидывает на англичанку лохмотья, ведет ее к берегу и злобно говорит:

– Идешь к своему любовничку? Думаешь, захочет тебя такую?

Англичанка резко останавливается и бьет мадам кулаком в нос, кричит, пытается ударить в спину, укусить:

– Вы убили его, думаете, я не знаю, что это вы убили его! Погодите, вот станет темно, погодите!

– А он что, умер? Любовничек твой? – с наигранным удивлением спрашивает мадам, удерживая англичанку на расстоянии вытянутой руки. – Да быть того не может, девочка моя!

Мадам берет ладонь девушки в свою и ласково поглаживает алеющие на левом плече укусы. Ладонь удивляется, потом ненавидит, и одному из стоящих на берегу мужчин становится не по себе от ледяной ярости, о которой говорит эта безвольно падающая на бедро ладонь.

4

Лопат у них нет, копать нечем, да и песок слишком твердый – ногтями не выскрести, поэтому погребение происходит следующим образом: они носят мокрый песок со дна лагуны и засыпают умершего. Работают бо́льшую часть самого жаркого полуденного времени, спешат только в самом начале, чтобы поскорей забить отвратительный запах, а потом успокаиваются, движения становятся размашистыми и убедительными, ведь они уже похоронили свой страх под четырьмя слоями песка, который быстро затвердевает на такой жаре. Копают песок у самого берега, но в разных местах, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Лишь иногда встречаются у могилы, падают на колени рядом друг с другом, задевают друг друга ладонями и почтительно высыпают новый и мягкий песок на старый и твердый.