Остров одного мертвеца

Как только последние угли погасли, тьма скрыла от меня силуэты мертвецов. Я силился рассмотреть хоть что-то, вглядываясь в темноту. Вспышка молнии на мгновение осветила пространство перед хижиной. Мертвецы были совсем близко, в нескольких шагах от двери. Я судорожно стал искать способ защититься. Мушкет мне не поможет. Что тогда? Огонь! Теперь я знал, что мертвецы боятся огня. Трясущимися руками я нащупал в темноте огниво, кресало и трут и принялся высекать искры. Пляшущие искорки издевательски быстро тухли. Я уже было отчаялся, как крошечный огонёк появился в ворохе трута. В ту же секунду на дверь обрушились удары костлявых рук. Я вздрогнул. Быстрее, свечи! Все свечи, что были у меня, были зажжены. Дверь ходила ходуном, ещё немного — и она слетит с хлипких петель.

В отчаянии я прижался спиной к двери, стараясь сдержать натиск мертвецов, и, держа в каждой руке по свече, бормотал все известные мне молитвы.

Не знаю, сколько времени это продолжалось, но я вдруг очнулся.

Я сидел на земляном полу хижины, прислонившись спиной к двери. В руках были зажаты огарки свечей. Ручейки воска застыли на моих пальцах.

В хижине было темно, но из щелей между дверными досками пробивался слабый свет. Я встал, сдирая с рук остатки свечей, и посмотрел через щель наружу. Никого. Взяв ружьё, я вытащил засов, открыл дверь и вышел. На земле, влажной после дождя, чернели кострища с недогоревшими поленьями. Небо уже светлело. Вокруг не было ни одного следа, кроме моих собственных.

Осмотревшись, я вернулся в хижину. Свечи сгорели, и на столе остались лужицы застывшего воска. Взяв бутылку с остатками рома, я сел на кровать.

Ещё одну такую ночь мне не пережить.

VI. Плот

Первое, что я сделал в то утро, это разжёг костёр и направился к могиле Лафортюна с лопатой в руках. Теперь я знал, что мертвецы появляются лишь ночью и исчезают с первыми лучами солнца. Но почему в этот раз их было так много?

Могила совершенно не изменилась со вчерашнего дня. Даже крест стоит так же, чуть наклонившись. Это значит, что мертвец не вылезал из-под земли. Но я же сам это видел. Могло ли это быть наваждением? Мороком? Мертвецы не оставляют следов, значит, это призраки, бесплотные духи. Может, они вообще не могут причинить мне вреда? Но, вспоминая о том, как они колотили и скреблись в дверь, мне не хотелось это проверять.

Погруженный в эти раздумья, я энергично работал лопатой. Вскоре инструмент наткнулся на грубую материю мешка. Разгрёбши землю, я вытащил мешок и потащил его к хижине, где уже вовсю потрескивал большой костёр.

Я решил сжечь кости Лафортюна, как он сам когда-то сжёг кости из пещеры, и, надеюсь, его дух навсегда покинет это место.

«Покойся с миром», — сказал я, бросив мешок с костями прямо в бушующее пламя. Влажная ткань сначала сопротивлялась жару лижущих её языков огня, но всё-таки с треском и шипением занялась, обнажая жёлтые кости. Череп Лафортюна показался из-под чёрных распадающихся кусков материи. Его пустые глазницы, казалось, смотрели прямо на меня, то ли с укором, то ли с благодарностью.

Я подкинул ещё дров и направился в хижину за топориком. На острове я видел бамбуковую рощу. Я сделаю плот и выберусь с этого проклятого острова. На одно только сожжение костей полагаться не следует.

Внезапно я почувствовал сильное чувство голода. Когда я последний раз ел? Наверное, вчера утром. Прихватив мачете и пустой мешок, я направился к роще банановых деревьев. Впрочем, росли там не только бананы, но и другие фрукты, всего понемногу. Плодовые деревья росли рядами, посадить их таким образом мог только человек. Если на острове когда-то были поселенцы — это их рук дело.

Но роща, бывшая когда-то садом, сильно заросла. Всё ещё угадывавшиеся ряды деревьев теперь утопали в густой растительности. Орудуя мачете, я прорубал в зелёных завесах лиан и широких листьев окна, через которые пролезал дальше. Вскоре мой мешок уже достаточно наполнился ароматными спелыми плодами.

Но я продолжал углубляться всё дальше в чащу. Я ещё не был в этой части острова, скрытой густыми зарослями, и мне казалось, что здесь я смогу найти что-то интересное. Садовые деревья уже остались позади, и теперь я пробирался через настоящие джунгли.

Сквозь листву я заметил жёлтые бамбуковые стебли, связанные вместе. Это же хижина! Стены из сухого и рассыпающегося бамбука покосились и почти лежали на земле, поддерживаемые лишь ветками густыми кустарников, не дающих им окончательно упасть. Крыша из пальмовых листьев давно сгнила и провалилась. Здесь уже много лет никто не жил.