Остров Пингвинов. Рассказы Жака Турнеброша. Семь жен Синей Бороды. Боги жаждут

Семь волшебниц — крестных матерей могли смягчить приговор Алкуины, но не были в силах его отменить, и участь молодой принцессы была определена следующим образом: «Аврора уколется веретеном; она не умрет от этого, но впадет в столетний сон, от которого ее разбудит королевич».

II

Currite ducentes sub tegmina, currite, fusi.

C a t. [37]

Король и королева с мучительным беспокойством выспрашивали у всех ученых и умных людей их мнение о приговоре, поразившем принцессу в ее колыбели, особенно у непременного секретаря Академии наук господина Жербруа и лейб-акушера королевы, доктора Гастинеля.

— Господин Жербруа, разве можно проспать сто лет? — спросила Сатин.

— Государыня,— отвечал академик,— известен ряд примеров более или менее продолжительного сна, и некоторые из них я могу привести нашему величеству. Эпименид Кносский ^{236} родился от любви смертного и нимфы. Еще ребенком он был отправлен своим отцом Досиадом пасти стада на горах. Когда полдневный зной раскалил землю, Эпименид прилег отдохнуть в темной прохладной пещере и погрузился в сон, продолжавшийся пятьдесят семь лет. Он изучал свойства растений и, по словам одних, умер ста пятидесяти четырех, а по словам других — двухсот девяноста девяти лет от роду.

Рассказ о семи спящих эфесцах передан Феодором и Руфином в рукописи, скрепленной двумя серебряными печатями. Вот вкратце главные события, изложенные в рассказе. В 25-м году по рождестве Христовом семь чиновников императора Деция, принявших христианство, роздали свое имущество бедным, укрылись на горе Келионе, и все семеро уснули в пещере. Они были найдены там епископом Эфесским в царствование Феодора — цветущими, как розы. Они проспали сто сорок четыре года.

Фридрих Барбаросса ^{237} спит еще до сих пор. В склепе, под развалинами замка, в чаще дремучего леса, спит он за столом, вокруг которого семь раз обвилась его борода. Он проснется, чтобы разогнать воронье, каркающее окрест горы.

Таковы, государыня, величайшие сонливцы, память о которых сохранила история.

— Это все исключительные случаи,— возразила королева.— А вам, господин Гастинель, не случалось при ваших занятиях медициной видеть людей, спящих сто лет?

— Таких людей я никогда не видел, государыня, и не рассчитываю когда-нибудь увидеть,— ответил акушер,— зато я наблюдал любопытные случаи летаргии, о которых, если вашему величеству угодно, могу доложить. Десять лет назад некая девица Жанна Кайу, поступившая в больницу Отель-Дье, проспала шесть лет без перерыва. Я сам имел случай наблюдать девицу Леониду Монтосьель, которая уснула в первый день пасхи шестьдесят первого года, а проснулась на первый день пасхи через год.

— Господин Гастинель, может ли острие веретена причинить укол, вызывающий столетний сон? — спросил король.

— Это маловероятно, государь,— ответил г-н Гастинель,— но в области патологии никогда нельзя с уверенностью сказать: «Так будет, а так не будет».

— Можно еще припомнить Брюнхильду, которая укололась колючкой, уснула и была разбужена Сигурдом,— сказал г-н Жербруа.

— Есть тоже и Замарашка,— промолвила первая статс-дама королевы, герцогиня де Сиконь, и пропела вполголоса:

Послал он в лес меняНарвать орешков спелых.

Был ростом лес высок,Красотка невеличка.Был ростом лес высок,Красотка невеличка.Ей в руку вдруг впиласьЗеленая колючка.Ей в руку вдруг впилась

Зеленая колючка.От боли в тот же мигКрасавица уснула…

— Что с вами, Сиконь? — спросила королева.— Вы поете?

— Простите, ваше величество,— ответила герцогиня.— Это против заклятья.

Король распорядился об издании указа, которым под страхом смертной казни воспрещалось кому бы то ни было прясть, и даже держать у себя веретено. Все подчинились. В деревнях все еще говорили: «Куда веретено, туда и нитка». Но это говорилось только по привычке. Веретена скрылись.

III