Отлично сохранившийся сруб, на проверку, оказался баней. Дверь ввалилась внутрь, единственное небольшое окошко смотрело на нас немигающим глазом, в котором плескалась тьма. Крыша давно провалилась, и внутри помещения всё было завалено обломками трухлявого дерева, каменка оплыла, котёл проржавел, доски пола сгнили практически полностью. А вот сам сруб, за исключением пары нижних венцов, внешне выглядел вполне прилично — целые, сухие, крепкие брёвна без малейших признаков трухлявости или гниения. При этом, не особо толстые. Внутри, несмотря на обвалившуюся крышу, было темно и, как ни странно, сухо. Я сунулся было туда, дабы осмотреть развалины на предмет наличия материальных ценностей, но на меня посыпались обломки каких-то досок, щепки и пыль. Отплёвываясь и чихая, я поспешил выбраться наружу.
— Ну ты и чушка! — Даша со смехом стряхивала с меня грязь. — Вот только одежду постирала! Я в прачки, между прочим, не нанималась! Хватит лазать по всякому дерьму!
— Я надеялся найти что-нибудь, полезное в хозяйстве. — не особо успешно оправдывался я. — Но, пожалуй, сначала нужно разобрать обломки и мусор. Бег, а ты куда?
Котяра лаской скользнул в тёмный проём. Сначала ничего не происходило, потом тоже ничего не происходило. Наконец, что-то с грохотом упало, зазвенело что-то явно металлическое, и в проходе появился Бегемот, победно таща в пасти добычу, которую немедленно преподнёс к ногам Даши.
— Ну нифига себе раритет. — девушка подняла подношение, осмотрела и протянула мне. — Это ж сколько ему лет-то?
— Да без понятия, но много. Этот ковшик отлично смотрелся бы в ванной какой-нибудь титулованной особы в викторианской Англии. Похоже, вещь редкая, цены немалой.
А предмет был действительно занятный. Несомненный банный ковш, на пару литров, но какой! Судя по абсолютно позеленевшему, довольно мягкому металлу — вон сколько на нём мелких вмятин и царапин — это натуральная медь. Разлапистая, длинная — в полметра, вычурная ручка состояла из той же меди и, как мне сначала показалось, дерева, но потерев его ногтем я понял свою ошибку — это несомненная кость! Возможно, даже слоновая — под слоем грязи материал сохранял ослепительную белизну. При этом, каждый свободный сантиметр был покрыт искусной резьбой и чеканкой, правда, узоры были абсолютно абстрактные, и лично для меня, никакой полезной информации, которая могла бы пролить свет на время и место изготовления ковша, не несли.
— Такую штуку даже как-то неудобно в хозяйстве использовать. — Дарья закончила рассматривать ковш. — Но нам пригодится. Только почистить его надо, и можно как сотейник применять.
— Сомнительно. — я покачал головой. — Ручка очень здоровая, перевешивать будет…
— Я инженер, что-нибудь придумаю. — отрезала Даша. — Обопрём об какой-нибудь камень, в конце концов. Бегемот, там больше таких диковин нет?
Котяра развёл лапами, показывая всем своим видом, что нет, совсем нет. Затем вдруг вскочил, навострил уши и скользнул в заросли. Мы с подругой опять нехорошо переглянулись, и я попытался вычленить из окружающего шума какие-нибудь посторонние звуки. В стороне, куда свинтил мохнатый, что-то едва слышно скрипело, но тут раздался обрадованный рёв Бегемота, мол, нашёл! Мы пожали плечами и снова углубились в заросли.
Находка усатого компаньона оказалась самым натуральным колодцем. Причем, капитальным и отлично сохранившимся. Вместо деревянного сруба — каменная, очень тщательная кладка, двухскатный навес крыт красной черепицей, потемневшей от времени и вусмерть заросшей мхом, но всё ещё практически целой. Под навесом примостился выглядящий вполне рабочим ворот с намотанной цепью, на которой висело рассохшееся от времени деревянное ведро. Оно-то, покачиваясь на ветру, и издавало скрип, привлёкший котяру. Сам же Бегемот сидел на толстой доске, перекинутой через зёв колодца, и принюхивался к ведру. Услышав нас, он повернул голову и призывно мяукнул.
— Ну, морда усатая, что это ты тут нашёл?
— Вася, ты дурачок? Это называется «колодец»… — схохмила Даша. Подошла вплотную, осторожно заглянула внутрь. — Глубокий, однако.
Я сначала обошёл постройку кругом — в радиусе двух метров трава, почему-то, почти не росла. Более ничего странного вроде не было. Тогда я тоже заглянул в колодец. Оттуда пахнуло сыростью и холодом, и он оказался действительно глубоким — замшелые камни кладки уходили вниз и терялись во мраке, так как крыша закрывала тот небогатый сегодняшний свет, что проходил через низкие облака. Я подобрал небольшой камень и бросил вниз. На второй секунде послышался едва слышный всплеск, и снова накатила ватная тишина. Да, именно ватная, всё как будто приглушили толстым одеялом. Я вышел из-под навеса, и окружающие звуки вновь налились силой и жизнью. Ступил в тень — и снова одеяло.
— Опять акустическая аномалия. — констатировал я. — Как на южных островках почти. Здесь звуки не отрезает, а просто глушит… Но что, и главное, зачем?